1940–1960-е гг. не принесли заметных изменений в историографию проблемы и касались традиционных вопросов хайлендской истории [75] .

Знаковой в переосмыслении оснований присутствия Лондона в Горном Крае стала работа Р. Митчисон, вышедшая в 1970 г. [76] В затрагивавшей концептуально новую тему статье автор наметила многие ключевые вопросы присутствия Короны в Горной Стране в первой половине XVIII в. В том числе речь шла об особенностях сбора, систематизации и интерпретации сведений о крае и значении этих аналитических процедур в выборе оптимальной стратегии решения «Хайлендской проблемы» — об отношении ответственных за умиротворение Горной Шотландии военных и штатских чинов и представителей местных элит к причинам мятежного состояния Хайленда, о предлагавшихся ими подходах умиротворения гэльской окраины.

Вместе с тем составившие основное содержание британского военного присутствия в Горной Шотландии меры по разоружению горцев, военному строительству, военному сотрудничеству с представителями местных элит были только упомянуты автором, а аспекты интеллектуальной колонизации края остались на периферии ее интересов. Впрочем, Митчисон была ограничена рамками статьи в раскрытии аспектов британского присутствия в Горной Стране, не говоря уже о том, чтобы уделить особое внимание его военной или интеллектуальной составляющей.

Высказанная автором позже мысль подтверждает прежний взгляд на решение «Хайлендской проблемы»: «Если бы Ганноверы ввели эффективную армию в центральный Хайленд для удержания основных перевалов, то, возможно, большая часть кланов [поддержавших претензии Стюартов в 1745–1746 гг.] разошлась бы по домам» [77] . Значение такого поворота событий в условиях участия Великобритании в уже отвлекшей большие и лучшие силы королевской армии войне за Австрийское наследство 1739–1748 гг. переоценить очень трудно. Таким образом, автор свела «Хайлендскую проблему» к вопросам военного присутствия и административного контроля Лондона в Горной Стране.

С одной стороны, в 1970–1990-е гг. интересы исследователей, связанные с британским присутствием в Горной Шотландии и решением «Хайлендской проблемы», вновь сместились в сферу изучения якобитизма [78] . В 1979 и 1987 гг. прошли две международные конференции по его изучению, вновь обошедшие феномен интеллектуальной колонизации Горной Страны в ходе решения «Хайлендской проблемы» как самостоятельный и самоценный объект исторического анализа дружным молчанием [79] .

С другой стороны, именно в это время были предложены новые интерпретации хайлендской истории, позволившие взглянуть на решение «Хайлендской проблемы» в конце XVII — первой половине XVIII в. как на совокупность колониальных практик Лондона в рамках политики на кельтских окраинах. 1970-е гг. отмечены в англо-американской историографии появлением принципиально нового подхода к истории Горной Шотландии, в том числе к истории решения «Хайлендской проблемы», отразив на академическом уровне рост валлийского, шотландского национализмов и обострение этнополитического конфликта в Северной Ирландии в 1960-е гг.

Противопоставляя тезис о внутренней колонизации представлению о взаимопроникновении экономик ядра и периферии Соединенного Королевства, Майкл Хечтер во-многом преувеличивал степень эксплуатации Лондоном ресурсов Горного Края, а в некоторых случаях ошибочно предполагал ее наличие (факт очевидный, если вспомнить, как много шотландцев приняло участие в имперских предприятиях и извлекло из этого выгоду) [80] . Однако в историографии проблемы значение этой работы, ангажированной политическими реалиями шотландского, валлийского национализмов и кризиса в Ольстере, состоит в первую очередь в последовательном применении концепции внутренней колонизации в изучении хайлендской политики Лондона.

С теоретической точки зрения этот подход занимает важное место в изучении интеллектуальной колонизации Горной Страны и решения «Хайлендской проблемы» в контексте имперской политики Великобритании конца XVII — первой половины XVIII в. В работах, анализирующих опыт «классических» европейских империй, внутренняя колонизация обычно рассматривается как феномен вторичный или второстепенный по сравнению с внешней, «заморской». Однако колонизация Ирландии и английское проникновение в Уэльс, рассматривавшиеся Хечтером наряду с политикой Лондона и Эдинбурга в Горной Стране, начались значительно раньше, чем «золотой век» британской имперской экспансии. По мнению ряда исследователей, причина такой историографической ситуации заключается в том, что внутренняя колонизация часто рассматривается как составная часть формирования наций в Европе Нового времени [81] .

Между тем восприятие «Хайлендской проблемы» в Соединенном Королевстве и Британской империи находилось в центре взаимосвязанных процессов нациестроительства и создания Британской империи. Формирование британской идентичности — это не только предмет изучения для современного историка, но и насущная, имперская по характеру задача для британского государства Нового и Новейшего времени (как для реализации имперских проектов в XVIII в., так и для конкуренции с национализмами в империи в XIX и XX вв.). Британская идентичность являлась идентичностью имперской, и ее компоненты приобретали имперское значение и измерение. В том числе представление о шотландских горцах, олицетворяемой ими «Хайлендской проблеме» и путях и способах ее решения, сформированное в результате интеллектуальной колонизации Горной Страны.