Уникальность эпистолярного наследия для изучения интеллектуальной колонизации Горной Страны в конце XVII — первой половине XVIII в. заключается в том, что оно позволяет взглянуть на ситуацию в Хайленде глазами участвовавших в умиротворении края чинов, их агентов, а также представителей местных элит в процессе повседневной деятельности на мятежной гэльской окраине [29] . Сопоставление их корреспонденции с аналитической литературой разного уровня создает благоприятные возможности не только для выявления преемственности и новаций в подходах к решению «Хайлендской проблемы», но и для уточнения характерных особенностей представлений о роли и значении экспертного знания о крае, о возможностях и пределах его применения.

Показательным примером с точки зрения значения корреспонденции как источника для предпринятого исследования служит эпистолярное наследие Форбса из Каллодена, лорда-адвоката с 1725 г., затем лорда-президента Сессионного суда Шотландии с 1737 г. Масштабы его переписки впечатляют. Из 485 писем Форбсов из Каллодена между 1690 и 1747 гг. 216 писем фиксируют события между крупнейшими мятежами якобитов 1715–1716 и 1745–1746 гг. 201 из них непосредственным образом (включая корреспондентов — военных и гражданских чинов, вождей и магнатов Горного Края) связано с Хайлендом. 112 писем из этих 201 принадлежат перу либо адресованы лэрду Каллодену, а 30 из этих 112 писем представляют собой по форме, сути и содержанию мемориалы и рапорты на имя государственных секретарей и чинов, курировавших антиякобитскую агентурную деятельность (остальные письма к этим отчетам имеют прямое отношение как по кругу обсуждавшихся проблем, так и по вопросам позиции официальной шотландской администрации и фактических местных властителей) [30] .

Фамильная корреспонденция Форбсов до мятежа 1715–1716 гг. и Данкана Форбса в мятежные 1745–1746 гг. и после расширяют наши представления об эволюции подходов к реализации и практическому применению результатов интеллектуальной колонизации Горной Страны в виде различных планов по расширению присутствия Короны в Хайленде.

В том, что касается информативных возможностей такого рода источников, как официальная корреспонденция, необходимо отметить обширную переписку Джорджа Мелвилла, 1-го графа Мелвилла, государственного секретаря по делам Шотландии в 1689–1691 гг., Уильяма Энна Кеппела, 2-го графа Эбемарла, командующего королевскими войсками в Шотландии в 1746–1747 гг., и Эндрю Флэтчера из Сэлтоуна, лорда Милтона, лорда-клерка Сессионного суда Шотландии в 1746–1748 гг. [31] Почти 562 письма из 588 в эпистолярном наследии графа Мелвилла затрагивают вопросы умиротворения Хайленда (совпадая по времени с первым восстанием сторонников Якова Стюарта), 201 письмо графа Эбемарла и 52 письма лорда Милтона посвящены исключительно проблемам умиротворения края, вновь вставшим перед правительством во весь рост с подавлением мятежа 1745–1746 гг.

Таким образом, переписка этих военных и штатских чинов способствует более точному анализу закономерностей и особенностей британского присутствия в Горной Шотландии в 1689–1759 гг., помогает многограннее представить процесс решения «Хайлендской проблемы» в конце XVII — первой половине XVIII в., а следовательно, и рамки интеллектуальной колонизации гэльской окраины благодаря установлению круга респондентов ответственных за умиротворение Горного Края чинов, их агентов, министров в Лондоне и заинтересованных представителей местных элит.

С другой стороны, необходимой для полноты исследования представляется корреспонденция, например, Джорджа Локхарта из Кэрнуэза, одного из важнейших резидентов агентуры «старшего Претендента» в Шотландии. Из 129 писем 23 связаны с британским военным присутствием в Горной Стране, 15 из этих 23 за август-декабрь 1725 г. позволяют составить подробное (подтверждающее сообщаемые командующим королевскими войсками в Шотландии сведения) представление об участии горцев в процессе их разоружения генералом Уэйдом [32] .

И конечно, самый живой интерес для любого исследователя Горной Шотландии первой половины XVIII в. представляет эпистолярное наследие капитана Эдуарда (Эдмунда) Барта, одного из интендантов в Горной Стране при генерале Уэйде и инспектора конфискованных имений в Хайленде [33] . В фокусе анализа — письма не просто чужестранца в Горной Стране, но англичанина, не просто стороннего наблюдателя, но военного чина, не просто офицера, но интенданта, сборщика налогов с конфискованных у вождей якобитов имений, хотя в полковых списках того времени имя капитана Эдуарда (Эдмунда) Барта не значится [34] .

Капитан вознамерился познакомить анонимного (вполне реального, если верить первым издателям писем) столичного приятеля (столь же уместно предположить, что это лишь весьма популярная в ту эпоху литературная форма письма) не с «предрассудками» и расхожими мифами о Горной Стране, а с известными ему в силу различных служебных обязанностей сторонами жизни на гэльской окраине [35] . Познавательные возможности этого единственного в своем роде источника первой половины XVIII в. о состоянии Хайленда в передаче как восприятия британским агентом реалий, так и собственно фактов повседневной жизни умиротворяемого края (не таким высоким военным чином, как генерал Уэйд, но более свободным в суждениях от официальных условностей) очень значительны.

«Письма джентльмена с севера Шотландии» считаются одним из немногих подробных свидетельств очевидца о нравах и обычаях жителей Горной Страны между крупнейшими выступлениями якобитов в 1715–1716 и 1745–1746 гг. Характерное, хотя и не вполне справедливое замечание оставил в этой связи Роберт МакКиннон: «Основные источники о Хайленде времен принца Карла Эдуарда Стюарта происходят от двух человек: Данкана Форбса из Каллодена, лорда-президента Сессионного суда, и английского солдата, капитана Эдуарда Барта» [36] . Почти полвека спустя Чарльз Уизерс, во многом пионер в смежной и динамичной области исторической, политической, этнокультурной и лингвистической географий Шотландии, в схожей манере рекомендовал новое издание «Писем» [37] .