После заката солнца при горящих кострах прямо в лагере бывшие военнопленные построились и торжественно пообещали: никаких волнений или бунтов; добровольная работа за установленную плату там, куда направят; возвращение домой по бесплатному билету со всем нажитым, включая огнестрельное оружие. Про билеты фон Шольц обещал продавить вопрос на самых верхах. Чтобы лишний раз показать всему миру, как именно обращаются с проигравшими войну новые власти.

Охрану с лагеря сняли. Если кто хочет бежать — дорога свободная, солнце и жара тебя убьют за пару-тройку дней, даже на пулю тратиться не придется. Забузишь? Свои же пристукнут, ты для них надежду на скорое возвращение рубишь. Ну и черные с копьями по округе мелькают, выбрав, с кем дружить хотят. Да и про гиен никто не забывал. Помнили, как в ту страшную ночь твари людей на куски рвали. А дикари и зверье в рот Макарову заглядывают, любой приказ бегут исполнять без оглядки. Мизинцем шевельнет — и все, только безымянная могилка от бузотера. Если в котел не отправят.

С этого момента для любых передвижений действовало единственное ограничение — на любые территории батальона проходить могут только члены сводного корпуса. Гражданским — при наличии выданного пропуска. Это касалось центрального лагеря и опорных точек, куда перетащили картечницы. Победители медленно подминали под себя весь Тазили, нацелившись на превращение его в гигантский форпост в центре Сахары. И не было в местных песках никакой силы, способной им помешать.

***

Закончив утром распределять хвостатых по патрулям, Сергий присел у входа в хижину, откинул крышку ящика. Нужно было проверить, что все необходимое будет с собой: патроны, две большие фляги со свежей водой, тесак в потертых ножнах. Парень собирался в последний раз встретиться с вождями и колдунами. Те уже упаковались, теперь готовились двинуться назад. Рассказать своим, как хитрые белые обманом заставили идти на войну. И как великий вождь и страшный пожиратель душ добры к выжившим, разрешив жить рядом. Нужно было согласовать последние детали, обсудить возможные вопросы и договориться о связи. Племена собирались обязательно связаться с будущим покровителем и попросить поддержку в обустройстве на новых землях.

В дверном проеме замер горбун, с интересом разглядывая, как молодой человек ловко цепляет на широкие брезентовые ремни разные полезные штучки. Как только у Макарова дошли руки до чужих захваченных припасов, он не поленился, изобразил подобие разгрузки. Потеешь все равно на солнце, зато руки свободные, спина не болит, тот же “Кольт 1911” в кобуре, а запасные магазины к нему — в чехольчиках, от песка прикрыты, достать можно одним движением. Хороший пистолет, кстати, с убитого британца как трофей достался. Янки начали союзникам продавать, вот покойный и прибарахлился при случае.

— Расслабился ты, Сергий, даже не дернулся, как я подошел. А вдруг бы кто чужой?

— А там справа у забора старшая морда лежит, даже сюда храп долетает. Пришел бы чужой, она бы его на завтрак, обед и ужин разобрала. Да и слышно тебя, когда ходишь… Ногу подлечил? Хромал после той ночи.

— Да, лекарка наша поправила. Фельдшеры новые приехали, рутину на себя взяли. У нее только сложные случаи остались. Вот и меня обиходила, да спину чуть подлатала. Конечно, красавцем не буду, но хотя бы болячки донимать перестали.

— Когда ее домой отправим? Что командование говорит?

— Здесь пока все сидят. Только ты суетишься, побыстрее с глаз долой спровадить хочешь. Не знаю, что вы там не поделили между собой.

— Потому что здесь пока тихо. А стрелять могут начать в любой момент. Ударит моча в голову кому на побережье, пнут тот же Иностранный Легион, снова будем кровью умываться. Сколько ты похоронок на погибших за его благородие написал? Почти сотню? Маме и папе девочки этой несмышленой что на бумаге излагать станешь? Как она под пулями не кланялась и “Марсельезу” на бруствере пела?.. Извини, Герасим. Я тебе уже не один раз говорил. Меня убьют, плакать никто не станет. Вся родня как в Сибирь уехала, так и с концами. Даже не вспоминают больше. Песочком сверху присыплете, рюмку разок за помин души поднимете — и все. А девочка эта, она талантливая. Она сотни людей еще вылечить сможет. Поэтому вывозить ее отсюда надо.

— Надо… Только как? Уперлась, пока роту не будут по ротации убирать, никуда не поедет. А мы еще надолго застряли. И оберст отпускать не хочет, обещает целую больницу тут выстроить, людей из Рейха привезти. Говорит, папа у фон Шольца серьезный человек в Германии, поможет.

— Ну и дура она, если такое слушает…

Закончив собираться, Сергий закрыл крышку и выбрался на улицу. Пробковый шлем он не носил, не нравился он ему. А вот подобие куфии соорудил. И не так жарко, и весит всего ничего. Да и в любой момент от ветра с песком прикрыться можно. Пока вахмистр не ворчит, можно чуть-чуть расслабиться. Пластуны и остатки русских добровольцев в лагере вообще оказались в непонятном полу-партизанском статусе. Официальный командир — в госпитале. Как дорогу дотянут и нормальный грузовик пришлют, вместе с остальными лежачими ранеными на побережье поедет. Остальные — слушают только Анисия Лазаревича, а тот уже через младший командый состав нарезает каждому задачу. Кто в караул, кто помогать закапризничавшую картечницу до ума доводить. Кто со строительной бригадой на новую точку — планы чертить, сектора обстрела прикидывать, будущие стены намечать. Благо, народ почти весь в годах, жизненных неприятностей хлебнул с лишком, поэтому суетиться не любят и делают все обстоятельно. Да и мало их, добровольцев, по пальцам трех рук пересчитать можно. Это германцев уже под тысячу, с новыми пушками, имуществом, шайтан-машиной для разговоров по воздуху. Вот и не теребят комрады русских, берегут. И за возможное отклонение в форме одежды не спрашивают. Какая форма, вы о чем? Те, кто с оберстлейтенантом через мясорубку прошел, через одного вечерами в шортах щеголяют. Местный шик — выбрать штаны с британских запасов получше, откромсать лишнее и подшить кромку. Все — статусная вещь. Сразу видно, кто пороха местного понюхал, а кто пока не достоин.

— Ты как до дикарей пойдешь, загляни все же в госпиталь. Их завтра в пещеры хотят потихоньку перевозить, там прохладнее. Поговори с девушкой. От себя прошу, — горбун на секунду придержал Макарова за лямку разгрузки. Сбоку еле слышно зарычала гиена. — Цыц, лохматая, не с тобой разговаривают!.. Так что, сходишь?

— Ладно. Пошли вместе, тебя шаманы тоже видеть хотят. Они меня одного боятся, говорят, ты злобного мчави успокаивать хорошо умеешь. За каждого провинившегося просишь… К раненым зайдешь, а я пока повидаюсь с заполошной. И что ей дома не сиделось?

Парочка отсалютовала спешащему мимо патрулю, после чего повернула налево и потопала по бурой пыли к понуро висящему над дальним домом белому флагу с красным крестом. Сбоку тут же пристроилась зверюга. Вторую самку Сергий отправил с частью стаи на охоту. Федор заметил у дальнего оазиса местных оленей. Пусть гиены мяса добудут. Потому что кормить их трупами парень категорически не хотел, а жрали зубастые телохранители много.

***

Только в последние дни Сашенька чуть-чуть пришла в себя. Отоспалась, восстановила силы. Четверо новых фельдшеров из германцев сильно облегчили жизнь. Перевязки, уход за лежачими, раздача медикаментов. Кстати, они ведь с собой и целую гору разных препаратов привезли! Это тебе не внутренними силами раны чистить, боль снимать и крохотный огонек жизни поддерживать. Здесь и сейчас можно было опереться на всю мощь медицины, разложенной по многочисленным полочкам, коробочкам и не падать в обморок от переутомления. Можно сказать — выкрутилась лекарка, по самому краешку прошла. Кого не смогла спасти, тех уже похоронили. Но остальных — удержала на грани, дотащила через немогу к этому моменту. Теперь можно и дыхание перевести. Самую малость.