– Ваше преподобие...
– начал я, склонив голову еще на несколько градусов.

Стоунуолл едва заметно кивнул, давая понять, что заметил мое присутствие.

– Я знаю, что сильно прокололся...
– произнес я и сделал долгую паузу, чтобы продемонстрировать, с каким трудом даётся мне это признание. Зах продолжал молчать, наслаждаясь моим несчастным видом, - ...просто не подумал...
– закончил я и поднял глаза ровно настолько, чтобы увидеть его лицо.

Меня не оставляла надежда, что я смогу что-то понять по его первой реакции на мое появление. Но понять что-либо было невозможно. На его физиономии не было заметно ни удовольствия, оттого что он меня "поимел", ни страха, оттого что я, возможно, что-то о нём знаю. Лицо его преподобия оставалось похожим на маску.

Мне не оставалось ничего иного, как приступить к реализации плана "Б". Я принялся лепетать о том, насколько высоко ценю его движение, и как важно для меня его одобрение. Я говорил о том, что делал всё для того, чтобы не разочаровать его и так далее, и тому подобное. К концу спектакля мне почти удалось убедит Заха в том, что он мне почти как отец родной. Я прекрасно знал, что в мире не найдется такого человека, который мог бы на меня долго злиться. Захария в этом отношении исключением не являлся.

Немного смягчившись, он попросил Берту принести для меня стул, чтобы я мог выслушивать его сидя. После этого он принялся разглагольствовать о сути моих прегрешений. Чтобы облегчить ему работу, я притворился дураком, что мне, как я уже успел сказать ранее, легко удается. Захария долго и многословно изобличал меня во множестве преступлений. Начал он с песни, которую я исполнял во время его воскресного шоу. Этот опус, сказал он, даёт понять, что людям не обязательно обращаться к Христу, чтобы попасть на небо. Этим самым, подчеркнул Захария, я подвергаю слушателей опасности погубить свою бессмертную душу и обрекаю их на вечные муки в аду. Я воспринимал все его сентенции смиренно с видом побитой собаки, ожидая, когда он перейдет к осуждению моего смертного греха, состоявшего в найме частного детектива с целью покопаться в его грязном белье.

Но он этого так и не сделал. Минут двадцать он поносил меня за песню, но в конце концов сказал, что считает её не более, чем моей глупой ошибкой, и что я должен понять, насколько опасны подобные ошибки. Закончив обличение, его преподобие заявил, что теперь, после того, как я попросил прощения, он принимает меня обратно в свое стадо.

Я пребывал в некотором замешательстве, так как не мог понять, темнит ли сенатор, или действительно ничего не знает о Джен. Захария человек скользкий, но если он сейчас темнит, то им остается лишь восхищаться, как поистине гениальным актером.

Аудиенция закончилась тем, что он пригласил меня не ленч на следующей неделе. Я повернулся, чтобы удалиться, и в этот момент увидел её... Картину на дальней от его письменного стола стене. За все время пребывания в кабинете, я не обращал на неё никакого внимания.

На ней был изображен человек, стоявший на вершине горы. Человек сражался с ордой демонов, пытающихся стащить его вниз. На плечо человека с неба падал луч света. И вдруг я понял, кто изображен на картине. Я повернулся и посмотрел на Захарию. Борец с демонами выглядел лет на пятнадцать - двадцать моложе сенатора, но это, вне сомнения, был он.

Зах уже успел забыть обо мне, погрузившись в чтение каких-то документов.

– Какая интересная картина, - сказал я.
– Это ваш портрет?

На этот раз его реакция не оставляла места для сомнений. Захария весь напрягся, посмотрел на меня и на какое-то мгновение на его лице появилось выражение ужаса. Он сразу же взял себя в руки, но я был уверен в том, что Зах испугался. Извинившись за то, что снова его потревожил, я направился к дверям. Оказавшись в приемной, я выразил свою безмерную благодарность Берте, и вошел в лифт.

Хмм... Эта картина находилась в файлах Джен, и та, еще до своего исчезновения, пыталась выяснить, что она может означать. Любопытно, что Захария держит перед собой произведение искусства, которое его почему-то смертельно пугает. Картина явно таит в себе какую-то опасность, а какую именно, мне еще предстоит узнать.

Глава двадцать третья: Сыщик.

Вторник десятого. 12:10 пополудни.

Я выехал на скоростное шоссе, включил крейсерский контроль и доверил машине самостоятельно пожирать мили, отделяющие меня от округа Мариетта. Мне следовало думать о деле, о своем партнере, о клиенте и о том, как выбраться из всей этой замазки. Но вместо этого я размышлял о Дэниеле. Каким трогательным и забавным он выглядел, когда я уходил от него утром. Моя фантазия просто творила чудеса, представляя меня рядом с ним. Но как только она выдавала приемлемый сценарий, мой же здравый смысл сразу отметал его прочь. Я слишком хорошо знаю, что такое Дэниел. Мне известно, насколько он непостоянен, и трезво оценивать наши отношения. Возможно, что еще пару недель он потаскается за мной, а затем ему станет скучно, и Дэниел прилипнет еще к кому-нибудь. И это случится не потому, что он очень плохой или слишком ветреный. Нет, причина кроется в том, что ему всего двадцать два года.

Когда-то мне довелось прочитать стихи, посвященные примерно такой же ситуации. Точных слов я не помню, но речь в поэме шла о том, с каким трудом герой приходит к истинному пониманию сути любви, о том, как он сожалеет о своих прошлых иллюзиях и о том, как иногда завидует людям, всё еще способным на глупости.

Но фантазия продолжала создавать образы Дэниела и меня в различных ситуациях. Дэниел и я на траве, рядом с беленым известью забором в обществе щенков. Дэниел и я в Касабланке. Дэниел и я в воздушном шлюзе на Марсе. Видимо, мое либидо предупреждало меня, что я слишком долго пребываю в одиночестве. Последний любовник был у меня...страшно подумать...больше года тому назад. У меня возникла связь с адвокатом, для которого я вёл дело. Мы встретились пару раз после того, как расследование благополучно завершилось. Тогда я еще подумал - это как раз то, что мне надо. Но вскоре парень вдруг оказался настолько занятым, что не мог даже выкроить времени для встреч. Видимо, настало время обзавестись любовником. Странно, почему я не сделал этого раньше. Может быть, этот Джо или Джим или Джон согласится посидеть со мной вечерок в пиццерии?