Шрифт:
Семья Филипповых. Баку. 1947 год
В этой коммуналке на шестнадцать (!) семей, с конца XIX века жила семья моего деда Алексея Васильевича Иванова (погиб во время блокады Ленинграда в 1943 году) и моей бабули Мани – Марии Ивановны Ивановой (Колесовой). Здесь родились их дети: моя мама Нина Алексеевна, дядя Пётр Алексеевич (был снайпером во время войны с финнами, а в Великую Отечественную воевал на Ленинградском фронте в ПВО), дядя Николай Алексеевич (краснофлотец-балтиец, младший командир, пропал без вести на острове Эзель в 1941 году), дядя Анатолий (в 15 лет погиб во время блокады Ленинграда). Я хорошо помнил – из своего раннего детства – бесконечно длинный коридор бабулиной коммуналки, ведущий к огромной кухне с четырьмя газовыми плитами (по одной конфорке на семью) и двумя раковинами для мытья рук и лица, ванную комнату с графиком помывки каждой семьи, гальюн на три «очка». В кухне на маленьких столиках стояли вонючие керосинки, поскольку газовых конфорок не хватало. На тёплых стенах кухни шевелились полчища тараканов. В четыре года добраться до гальюна или до кухни было настоящим приключением.
Чудесная советская 266-я школа
Позже – в конце 50-х годов прошлого века – я снова жил пару лет у бабули, обучаясь в шестом и полгода в седьмом классе школы № 266 на углу улицы Егорова и набережной Обводного канала. В это время отец служил в Румынской Народной Республике, в должности старшего советника главнокомандующего флотом Румынии. Мама была с отцом. И я тоже жил с родителями в приморском городе Констанце, два года, учась в четвёртом и пятом классах советской школы, пока Никита Сергеевич Хрущёв не вывел из побеждённой (тогда было принято говорить освобождённой) Румынии нашу Армию. В Румынии были советские и румынские друзья-товарищи, спокойное и штормовое Чёрное море, птицы, дельфины, пещеры, рыбалки и охоты с отцом, иными словами – множество приключений, некоторые – весьма опасные.
Ленинградская школа № 266 была обычной советской школой с прекрасными учителями и удивительными кружками-секциями, где любой ученик мог найти занятие по душе. Кроме школьных кружков, можно было записаться в любую спортивную, либо ещё какую-нибудь районную или городскую секцию. Даже в Ленинградский Дом Пионеров. И всё совершенно бесплатно. В школе действовал отличный стрелковый кружок, где занимались многие мальчишки из нашего класса, даже некоторые девчонки. Стреляли в тире, в подвале школы. Сначала из пневматичек, а потом – освоив правила безопасности и получив навыки стрельбы – из мелкашек. Проводились соревнования на первенство школы, района, города.
Мы с товарищем-одноклассником Сергеем Колодяжным с удовольствием трудились в районном Доме Пионеров, в кружке «Юный жестянщик». Современным ребятам не понять нашего стремления сделать какую-либо полезную вещь своими руками, мы же с Серёгой радовались каждому кривоватому ковшику или кружке, рождающейся в наших руках. Шедеврами стали бидоны для молока, сделанные «высококачественно», как оценил мастер-жестянщик нашу работу. Бидон, который я отнёс в подарок бабуле, долгое время использовался по назначению, а самое главное – не протекал ни при каких обстоятельствах!
Мы – опять же с Серёгой – сначала записались в спортивную секцию классической гребли в гребном клубе, но, походив с месяц, «переписались» в яхт-клуб. Всю зиму с увлечением помогали готовить парусные яхты к спуску весной на воду, но дальнейшему развитию событий мне помешал очередной переезд в новую квартиру в Автово, и с клубом пришлось расстаться, а Серёга продолжил, ходил в плаванье на паруснике «Товарищ», «дослужился» до звания «яхтенного рулевого».
Кроме Серёги Колодяжного, я помню ещё несколько парней-одноклассников по школе № 266: высокого, рыжеватого и веснушчатого Валерку Панкова, с которым вместе стреляли в тире, толстого Певзнера (имя забылось), всё время что-то жевавшего, и Олега Тетелева, снабжавшего всех желающих пластинками на рентгеновских плёнках, как тогда говорили – «на костях». Олег представлял собой прообраз будущего «предпринимателя», так как снабжал он пластинками отнюдь не бесплатно. Именно тогда я впервые услышал знаменитый «Rock Around the Clock» в исполнении Билла Хейли и его группы «The Comets», многие другие музыкальные «штучки» иностранных «лабухов». Олег прекрасно танцевал рок-н-ролл и твист, чему мы – прочие ребята – немного завидовали, и, конечно же, тайно осваивали эти живописные танцы. Не избежал этого и я.
Как и почти все ребята того времени, я увлекался коллекционированием монет и марок. Особенно увеличились мои коллекции в Румынии, где, играя с румынскими парнями «в пристеночку» и другие занимательные игры, я одновременно пополнял свою «казну» румынскими, болгарскими, турецкими, арабскими, греческими, персидскими и множеством монет прочих государств разных лет. Зная моё увлечение марками, отец и мать, посылая нам с бабулей письма из Румынии, каждый раз наклеивали на конверт одну-две новых румынских марки.
Рассказы о блокаде
Вечерами, после посещения очередного кружка, я быстро-быстро делал уроки, а потом мы подолгу беседовали с бабулей. Обычно эти неспешные разговоры происходили за вечерним чаепитием и продолжались допоздна. Меня интересовали пережитые бабулей события недавней войны, чрезвычайно трагические для неё: ведь она потеряла за три года мужа и двух сыновей…
Мои ближайшие родственники-ленинградцы, погибшие в Великую Отечественную Войну: дядя Николай Алексеевич, дядя Анатолий Алексеевич, дед Алексей Васильевич
Её дореволюционные и блокадные воспоминания достойны отдельной книги. Особенно часто я просил бабулю рассказать о моём дяде Толе, Толике – как называла младшего сына бабуля. Она показывала мне из окна голубятню на крыше противоположного дома: когда-то в этом месте располагалась голубятня Толика. В то время голубей гоняли многие, как подростки, так и зрелые мужики. Зрелых было больше. Голуби продавались на рынках, на которых были выделены особые зоны для голубятников. Голубятни строились не только на крышах, но и просто на пустырях. Лишь бы было подходящее место. В войну Толик, как и большинство ленинградских ребят, дежурил на крыше и тушил зажигалки. Однажды бомба попала в его голубятню и зажгла её. С риском загореться Толику удалось освободить птиц. Но у некоторых голубей, вылетевших на волю, горели перья. Эти птицы рушились вниз, во двор, пылающими факелами… Когда бабуля рассказывала эту историю, у меня перед глазами отчётливо возникала картина огненного налёта фашистов и героя подростка, выпускающего голубей на волю…