Шрифт:
– Но классику Вам читать необходимо! Очень стыдно советскому молодому человеку не знать классическую литературу. – Такими словами закончила она разоблачение.
Нина Дмитриевна дала мне «пинок» такой силы, что за зиму, несмотря на тяжёлую болезнь отца, я проглотил всего Александра Сергеевича, Михаила Юрьевича, рассказы Антоши Чехонте, некоторые произведения Ивана Сергеевича, начав, естественно, с «Записок охотника», очень удивившись, что про охоту-то и двух слов автором не было сказано… Именно с этого времени у меня появилась, кроме любви к классической литературе, тяга к сочинительству, не покинувшая меня до сих пор.
Совсем не английское поведение
Английский язык преподавала нам Кемпинская Татьяна Ефимовна, женщина в возрасте, маленького роста, но с очень развитыми грудными железами. По какой-то причине, которую сейчас не помню, именно на её уроках мы – великовозрастные обормоты – совершали всякие отвратительные поступки, тогда казавшиеся нам героическими.
Учителя: Кемпинская Татьяна Ефимовна (английский язык), Иванькович Ванда Мечиславовна (история и обществоведение), Шапкина Нина Дмитриевна (литература), Бызова Варвара Григорьевна (физика)
Кнопки на стуле, мокрые тряпки на верху двери, которые валились на голову учительницы при входе в класс, и ещё множество всем известных мелких хулиганств. Как Татьяна Ефимовна терпела наши выходки, непонятно…
Закончилось всё это случаем, в котором мне Судьба отвела главную роль. В то время я зачитывался сибирским писателем-охотником Александром Александровичем Черкасовым, жившим и творившим во второй половине XIX века. Читая его «Записки охотника Восточной Сибири», особо увлёкся главой о самоловах и всяких насторожках для промысла зверей. Дома изготовил маленький лучок со стрелой, а к ним – элементарное спусковое устройство «заденешь нить – вылетит стрела». И принёс всё это в класс. Во время перемены насторожил лучок на учительском столе, направив так, чтобы стрела нацеливалась в дверь примерно на уровне пояса среднего ученика. В классе находилось человек 5-6, внимательно следивших за процессом. Кто-то из ребят, решив усилить эффект, зажал очень мокрую тряпку над дверью. Мы ждали кого-нибудь из парней, время от времени забегавших в класс. Или девчонку. Но… внезапно зашла первой маленькая англичанка…
Итак, дверь открылась. Сверху на пышно кудрявую голову Татьяны Ефимовны шмякнулась мокрющая тряпка. Учительница непроизвольно вскинула руки вверх, защищаясь от тряпки, и в этот момент в её кофту в районе мощной груди впилась тонкая стрелка… Маленькая стрелка совершенно не пробила шерстяную кофту, не оставила ни малейшей царапины, но… В школу вызвали маму… дома были женские слёзы, привычные слова, что я отбился от рук и т. п…
Перед Татьяной Ефимовной я, конечно же, извинился.
Прочие науки
Прекрасная учительница Варвара Григорьевна Бызова учила нас физике. На её уроках было очень интересно. Как-то так получалось, что всё становилось совершенно ясным, несмотря на сложные понятия и формулы. Хотелось знать больше и больше.
Кроме классической физики, Варвара Григорьевна обладала глубокими знаниями прикладных наук. В то время, время первых космонавтов, было огромное увлечение всем, что связано с космосом, космонавтикой, будущим освоением Луны и планет солнечной системы; нам казалось, что это произойдёт уже завтра.
И я, конечно же, увлёкся физикой. В домашней библиотеке были два тома «Занимательной физики» Якова Исидоровича Перельмана, издания 1913 и 1916 годов, и том «Занимательной математики» того же автора. Отец рассказывал, что Перельман в 1920-е годы преподавал астрономию курсантам ВМУ имени Михаила Васильевича Фрунзе, где в то время учился отец. Получилось, что мой отец учился у самого Перельмана! Вот откуда у отца эти учебники! Испытывая двойной интерес к физике, зачитал оба тома этой науки «до дыр». Очень скоро я понял, что и наша Варвара Григорьевна когда-то училась именно по этим книгам. Как-то на уроке Варвара Григорьевна рассказала нам, что Перельман умер от истощения во время блокады Ленинграда, весной 1942 года.
Через много лет, уже перебравшись с Северного Флота в Ленинград, гуляя всей семьёй в выходной день по улице Васи Алексеева, я узнал в пожилой женщине, идущей нам навстречу, Варвару Григорьевну. Поздоровался. И ведь признала меня любимая учительница! Даже фамилию вспомнила! Разговаривали минут пятнадцать. Обо всём помаленьку. Разошлись, улыбаясь неожиданному, но понимая, что больше не встретимся…
…
Ванда Мечиславовна Иванькович преподавала нам историю и обществоведение. К большому сожалению, у меня в памяти не осталось воспоминаний о ней, разве что её тихие шаги и проникновенный неторопливый голос. Учительниц химии и биологии я даже внешне не припомню, а к химии – как к предмету учёбы – почему-то всегда испытывал сильную неприязнь.
Про биологию помню, как в 9-м классе нам выдали задание описать какой-нибудь биологический феномен и представить это в письменном виде, с возможными рисунками, чертежами и своими выводами, если они будут. Все ученики что-то прочитали, написали, нарисовали… Конечно же, первоисточниками нам служили исследования учёных из популярных научных журналов «Наука и жизнь», «Знание – сила» и тому подобных.
В своей работе я с удовольствием поведал о соколиных птицах, их гнездовании, молниеносном полёте, характерном ударе сокола, способах применения ручных соколов на охоте, о своих встречах с дикими соколами в черте города Ленинграда. Получил, конечно же, отличную отметку.