Шрифт:
– Мог. Не захотел. Если что с ним случится, что я буду делать? Что будет делать его почти– жена, у которой только что роды начались? После такого известия?
Мне кажется, мои претензии вполне обоснованы. Мне всего восемнадцать. Я не готов управлять крупной корпорацией. Олесе нужен муж, а их ребенку – отец.
И так глупо поставить все на карту? Не вечно же продолжался бы этот шторм...
Олеся
Палата наполняется медперсоналом. Меня осматривают на кресле, переговариваются между собой. В конце концов делают клизму и я оказываюсь в предродовой. Сначала боль можно терпеть. Но потом она такая, что терпеть невозможно. Делают обезболивающее, но как по мне особой разницы нет. Я хожу, дышу, присаживаюсь на корточки. Боли становятся чаще и сильнее. Врачи проверяют раскрытие. Все это продолжается несколько часов.
Во время очередной проверки врач командует:
– На стол!
Меня ведут под руки, поддерживая с обеих сторон.
– Аккуратней! Не садитесь! Уже идет головка! На бок. А потом потихоньку забирайтесь, – командует акушерка.
У меня ощущение, что издевается. Я от боли мало, что соображаю. И уже на столе начинаю кричать, не узнавая собственный голос.
Влад, где же ты? Ты обещал, что будешь рядом...
Но на четвертой потуге я рожаю дочку. Слышу, как она кричит, а потом чихает. Мне показывают ее очень быстро. Я не успела рассмотреть. Ребенка забирают, а у меня на животе оказывается грелка со льдом.
Я чувствую, как из меня вытекает кровь. В изнеможении закрываю глаза. Думать о чем– то нет сил.
Влад
Оказавшись в воде, быстро ориентируюсь и плыву в сторону берега, стараясь не приближаться к месту падения вертолета. К счастью, тот отлетает от нас с Хосе на достаточное расстояние. Его падение не причиняет нам никакого вреда. Голова Хосе тоже торчит над водой и движется в сторону берега. И мне, и ему удается доплыть. Он выбирается из воды раньше. Берег пологий, песчаный и пустынный. Черт его знает, где мы упали. Зато живы, и погода здесь отличная.
Хосе смотрит на меня весьма хмуро.
– Русский, ты меня чуть не угробил. Если самому жить надоело, в следующий раз выбери другой способ самоубийства.
Мне ему даже сказать нечего. По большому счету, то, что мы провернули, было очень рискованно.
Лезу в непромокаемую сумку, прикрепленную к ремню, достаю телефон и документы. Все цело и не намокло. Уже это радость. Телефон даже работает. Очень хочется позвонить Олесе, но не решаюсь. Я почему– то уверен, что она уже в курсе моего не самого благоразумного поступка. И наверняка, в ярости. Так что, пока решаю отложить разборки. Вот доберусь до нее, и тогда у нее будет возможность высказаться.
Звоню Тимуру.
– Наконец– то! За пять минут до твоего звонка я был готов тебя убить. А теперь я очень рад, что ты жив. Влад, ты представляешь, что творишь?! – он не дожидается ответа и добавляет, – Поздравляю, ты стал отцом час назад.
Родила... А я не успел... Зачем я улетал?
– С Олесей и ребенком все нормально? Кого она родила?
– Нормально все с ними. У тебя дочка. 50 сантиметров рост, 3250 вес. Позвони ей. Она там с ума сходит.
Я не готов выслушивать претензии по телефону. А они будут. И много.
– Тимур, я накосячил. Сообщи, что я живой и скоро приеду. Извиняться буду лично. У тебя мое место нахождения отражается? Нас нужно отсюда забрать.
– Ну ты молодец! Сам в кусты, а отдуваться мне! Посмотрю сейчас, – проходит минута и он отвечает, – Да, я знаю, где ты. Сейчас людей отправлю. Только, Влад, прекращай чудить. Не надо в Россию пешком возвращаться. Сидите там, вас найдут.
Я иду к Хосе, объясняю ему, что нас скоро отсюда заберут. В мокрой одежде некомфортно, раздеваюсь, развешиваю вещи на ветках. Хосе делает то же самое. Температура градусов двадцать, можно выдержать. У Хосе оказывается бутылка с водой. Через пару часов нас действительно находят. Испанская полиция. Как Тимуру удалось сделать из них службу спасения, не представляю. Нам дают сухую одежду, одеяла, начинают разбираться с упавшим вертолетом. Оставляю полицейским Хосе, меня забирают люди из моей охраны. Через несколько часов меня доставляют в аэропорт Мадрида. Посадка проходит быстро, и в салоне самолета после взлета меня вырубает с полной уверенностью, что теперь все будет в порядке.
В Москве после прилета пересаживаюсь в машину, чтобы ехать в Воронеж. Звоню Артему. Ему я тоже обещал, что не буду рисковать.
– Привет! – но мое бодрое приветствие тонет в возмущенном:
– У тебя совесть есть вообще? Я тебя десять раз похоронил и раз пять твою фирму продал! Ты соображаешь, что делаешь?
Он меня отчитывает? Вот это я дожил...
– Зато ты теперь понимаешь, как я себя чувствую, когда ты косячишь, а я разгребаю. Не очень, правда?
– Я до такого еще ни разу не додумался! – сын не соглашается с тем, как я вижу ситуацию.
– Ладно, Артем, больше так делать не буду. Обещаю! Нет, даже клянусь!
Самому смешно от этого "больше так делать не буду". Сколько раз я слышал от него то же самое? Не сосчитать.
– Где ты, горе– путешественник? – недовольства в голосе стало меньше. На чуть– чуть. Но все же.
– В Москве. Выезжаю в Воронеж.
– Уже это хорошо. А то я собрался Олесю с ребенком из роддома забирать.
– Спасибо, конечно, сын. Но я сам.
Завершаю разговор и улыбаюсь. А все– таки Артем остался в Воронеже, решал проблемы, а не свалил, послав нас всех подальше. Растет парень.