В машине тоже сплю. Надо бы нормально отдохнуть, но пока не до этого. Заезжаю к Олесе домой, принимаю душ, перекидываюсь парой фраз с нахмуренным Артемом и еду в роддом. В кармане кольцо. Внутри нетерпение ребенка перед новогодними праздниками.

Меня провожают до палаты. Олеси нет, она у врача. Там, за дверью моя дочь. Захожу в палату и чувствую мандраж. Я – взрослый мужик. И волнуюсь? Да, определенно.

Я думал, что такого больше никогда не будет. Но я здесь. И она тоже.

Подхожу к кроватке. Смотрю на нее. Маленькая какая... Нет, крошечная...

Видно только личико. Все остальное завернуто в пеленку. Внимание привлекают длинные черные ресницы, что отбрасывают тени на маленькие щечки.

Красавица! Настоящая красавица!

Чувство трепетной нежности распускается в груди, словно какой– то редкий цветок.

Очень хочется взять на руки.

– Есения! – зову я тихо, чтобы не разбудить дочку. Почему– то хочется произнести ее имя вслух.

Девочка вдруг забавно морщится, открывает глазки. И начинает плакать. Так жалобно... Что разрывается сердце.

– Что ты тут делаешь? – раздается удивленный возглас ее матери у меня за спиной, – Влад!

Оборачиваюсь:

– На дочку смотрю, – всматриваюсь в дорогое лицо.

Уставшая, измученная, а все равно больше, чем ей сейчас, никому не радовался.

Она тоже меня изучает, потом быстро подходит, порывисто обнимает и ругается:

– Какой же ты дурак!

Еще и рукой по груди шлепает.

Малышка продолжает плакать. Ее мама выбирается из моих рук, которые сразу же притянули ее ближе, как только она приблизилась, подходит к кроватке и берет дочку на руки.

– Тише, маленькая, тише! – уговаривает она ее, ласково покачивая.

А я чувствую себя наконец на своем месте. Там, где я должен быть.

Влад

Дочка не успокаивается. И принимается не жалобно плакать, а требовательно вопить. Откуда в этом трогательном комочке столько сил, чтобы так орать?

– Подержи, – мое желание исполняется, и кроха оказывается у меня в руках, надрывно крича.

Аккуратно придерживаю головку и прижимаю ребенка к себе.

В свою очередь пытаюсь утихомирить крикунью.

– Что случилось у моей сладкой девочки? Что ты так плачешь, Есть? А?

Ребенок неожиданно замолкает и, хотя врачи утверждают, что они не могут фокусировать зрение дольше 5 секунд и различать человеческие лица, мне кажется она смотрит на меня вполне осознанно. Знает, кто я.

Олеся тем временем обмывает грудь под струей воды из– под крана, вытирает полотенцем, садится в явно не больничное кресло и просит:

– Дай ее мне. Она есть хочет.

Осторожно передаю малышку, которая открывает ротик, пытаясь поймать сосок, наконец у нее это получается. И она начинает довольно причмокивать. Да так и засыпает, хорошо поев. Олеся какое– то время сидит с дочкой на руках, прикрыв глаза. Потом отнимает ее от груди и перекладывает в кроватку.

– Устала? – сочувственно спрашиваю, приближаясь к ней с намерениям обнять и поцеловать. Соскучился, сил нет.

Но не тут– то было.

– Влад, не заговаривай мне зубы, – она говорит шепотом, но от градуса ее голоса, кажется, сейчас запылает все вокруг.

Потом тычет пальцем в меня и начинает также шепотом перечислять мои прегрешения:

– Ты уехал! Объявилась твоя "невеста", напала на меня, угрожала, говорила чудовищные вещи! Я до сих пор не знаю, причастна ли она к похищению моего сына! А ты! Я же тебя просила! Раз уж ты уехал, тебе было нужно, я все понимаю. Но неужели нельзя было дождаться, когда разрешат вылеты?! Зачеи было так рисковать? У меня, между прочим, роды начались, когда я узнала! Я, что, железная, по– твоему?

Дальше запал у нее заканчивается и она продолжает уже со всхлипом:

– Я так за тебя испугалась!

Обнимаю ее как можно крепче, тоже шепчу. Громче нельзя, дочка спит.

– Волновалась за меня?

Олеся сама прижимается ко мне, как можно ближе:

– А ты как думаешь? Я же... – тут она спотыкается, – тоже тебя люблю.

Вот я и дождался. Но этого точно стоило ждать.

Поднимаю ее лицо к себе, нахожу ее губы своими и стараюсь выразить так все , что не могу выразить словами. Минуты идут, а я не могу оторваться от нее. Также, как и не смог выбросить из головы и из сердца.

Но есть еще одна вещь, которая вынуждает меня прервать поцелуй.

– Замуж за меня пойдешь?

Я вглядываюсь во вспыхнувшее в серых глазах удивление. Что за женщина?! Она, что, всерьез думала, что я не решусь на этот шаг?

Олеся тоже на меня смотрит. Так, что останавливается сердце.

– Рассчитываешь, что откажусь?! – подкалывает меня, – Конечно, пойду. Только у тебя опять все не как у людей. Даже без кольца.

– Не угадала, – достаю из кармана помолвочное кольцо и надеваю ей на палец, – Все, теперь ты от меня не отделаешься. Никогда.