Такова была ее воля.

— Эй, ты! — Окликнувший ее мужчина сопроводил свои слова нетерпеливым жестом. Его лицо, испачканное потеками красной краски, сказало ей, что это карос каросе — воин, входящий в боевое безумие без магии. — Подойди-ка сюда, акрай.

Мальчику, истекающему кровью на камнях в паре шагов от нее, не помог бы ни один целитель. Да даже если бы сама Шербера отдала ему всю свою магию, она бы не смогла его спасти. Но она не могла не подчиниться, когда ей приказывал мужчина, так что подошла и встала рядом с ним, ловко уворачиваясь от прикосновений воинов, бегущих к стене, чтобы спуститься с нее и присоединиться к тем, что гонит врага прочь.

— Держи его.

И Шербера подчинилась так послушно, словно и была создана только для этого. Она опустилась на колени на пыльной скале и обхватила лицо умирающего руками. Светлые синие глаза смотрели на нее с тоской, рука уцепилась за рукав ее одежды, голос был совсем тихим и полным слез.

— Не надо, — захныкал он, глядя на нее. — Не надо, я не хочу умирать. Ну позовите целителя, я еще могу, это не такая уж тяжелая рана, я еще буду жить…

— Ложись! — завопил вдруг искаженный боем голос Прэйира. — Ложись!

Воины попадали на землю; тот, что удержал Шерберу, рухнул прямо на нее и на умирающего мальчика, заставив его закричать — отчаянно, пронзительно, тонко, как птица, налетевшая грудью на острый шип.

Но он сделал это намеренно. Громкий звук, темный и низкий, подобного которому она не слышала в своей жизни никогда, заставил ее сначала закричать от ужаса, а потом закрыть глаза и вцепиться в плечи умирающего паренька, когда земля под ними задрожала, а над головой словно пронесся вихрь.

Магический взрыв. Последняя попытка предателей повернуть ход битвы вспять — и, похоже, она не удалась, потому что воины вокруг снова вскочили на ноги и рванули к стене, оттирая кровь с лица и волос.

— Не отступать! Все на ноги, вперед, добьем тварей! — закричал где-то далеко Прэйир.

Карос каросе, лежавший на плачущей Шербере и стонущем в агонии юноше, вскочил на ноги и бросился было к стене, но вдруг вернулся и ухватил ее за подбородок окровавленной рукой. В суматохе лиц, теней и крови их глаза встретились.

— Убей моего брата, акрай. Сделай, что должна.

— Вперед! — раздался за стеной отчаянный крик, и Шерб кивнула и отвела взгляд, когда воин отпустил ее и прыгнул со стены вниз.

Снова обхватила лицо юноши руками и посмотрела в глаза, залитые слезами, и коснулась губами его губ в прощальном поцелуе, который должна была подарить ему любимая женщина или мать, а дарила та, уста которой не знали любви.

— Твоя магия не умрет с тобой, — сказала она, и он затрясся и захныкал в ее руках, как ребенок. — Твоя магия поможет другим, храбрый воин.

— Акрай, — прошептал он, — я не был храбр, я не был храбр, я встал за спину своего брата и позволил ему сражаться, пока сам дрожал от страха. Мне всего семнадцать Жизней, я не хочу умирать, не хочу, не хочу…

— Акраяр! — раздался откуда-то слева далекий голос Илбиры. — Все в палатку! Все к раненым!

Но она не могла уйти, когда была нужна. Шерб положила голову юноши себе на колени, не обращая внимания на ругательства воинов, которым мешала пройти. Взяла тонкую руку в свою, крепко сжала ладонь и закрыла глаза, чувствуя магию умирающего воина, ощущая ее как тепло маленького огонька под ладонью, приятное тепло, которое вскоре должно было исчезнуть. Нащупала рукой тяжелый нож-афатр в складках одежды, ухватила его покрепче, обжигаясь об вечно холодный камень, и сосредоточилась на том, что должна была сделать.

Воин попросил ее облегчить мальчику — своему брату — страдания. Акраяр жили на краю боя, они должны были уметь проявлять милосердие, должны были уметь убивать, как убивали другие, забирая остатки магии, которую отдадут тем, которые останутся жить и сражаться. Шербера еще никогда этого не делала, хоть и знала, что однажды придется: во славу богини Инифри, катящейся по небу на своей колеснице, украшенной костями мертвых младенцев, во славу магии, которая вернулась в их края.

Но рука ее дрожала и нож оставался холодным и мертвым, не желая ей помогать, и мальчик ждал, тоже дрожа и кусая губы в предчувствии боли и смерти.

— Во имя Инифри, чего ты медлишь? Ты собралась здесь сидеть до заката, акрай?

Она не успела ответить — сильная рука ухватила ее за кисть, и после быстрого взмаха афатр вонзился мальчику прямо в сердце. Теплая магия ударила в нее вместе с кровью, и Шерб закрыла глаза, когда мальчик застонал и дернулся в последний раз на ее руках, а потом откинулся назад, глядя в небо.

— Твое сердце умерло, — сорвались с ее губ слова, и маг — это был маг, никто другой не смог бы удержать афатр, по которому текла магия, не обжигая ладоней, — повторил следом за ней: