Шрифт:
Его отец силой потянул за дверь, закрывая ту за нами. Я только заметила, что заливаюсь слезами, дрожа как осиновый лист.
— Что ты творишь!?
Опешила.
— Что?
— Ты, мать его, психолог? Чо у тебя есть!? Диплом педа, и!?
Больше всего на свете мне хочется сейчас врезать ему, но... Но он вдруг выдыхает, сползая по стене на пол, и я понимаю, что всё это время он... Он бился о невидимое стекло, не в силах помочь самому важному.
Вот, откуда эти осколки...
— Нам... надо поговорить.
— Не хочу.
Вспыхиваю.
— Ты собирался это скрывать!? Ты отправлял его одного в город, твою мать, Артём!? Ты долбанутый!?
Выдыхаю, чтобы не заорать под дверью.
— Я говорил, он бы не дал никому к себе прикоснуться, Света!
Поднимает лицо, меняя тон.
— Его свобода — его терапия... была.
— Но...
Закрывает лицо руками, выдыхая, вставая с пола.
— Без но. Я не знаю, почему, не спрашивай... Уезжай, ладно?
Вот ещё. Размечтался.
— Рашевский, ты придурок, ясно!? И собираешь все это отребье только потому что слабак.
— А ты у нас умная пай-девочка, верно?
— Да, блин!
— Бесишь.
Что я ещё ждала...
Четырехстопным ямбом
Но ты же непростая
И в чём-то сумасшедшая.
Но я с тобой летаю,
По новой узнаю себя."
(М.Барских — "По секрету")
Лан-Лан-Светлан
Шикает, уходя к сыну, оставляя меня за дверью одним словом:
— Жди.
Только я не нанималась ждать его у двери, этот период мы уже давно прошли, хотя он и не знает об этом... Ну, да, не о том сейчас.
Судя по тишине, он удачно переложил сына в кроватку.
Поэтому закрываю глаза, глубже вдохнув, наконец решившись, и спешу к лестнице.
Второй этаж, значит!?
Сейчас я этой девочке с розовыми прядями устрою такой ликбез с завучем, которого этой дурынде так не хватало.
Влетаю по лестнице, на миг замираю наверху, думая, куда теперь идти. На помощь приходит слабый, еле слышный шум.
Она, серьезно, киношку смотрит!?
Закрываю за собой дверь, мимоходом всматриваясь в её убранство.
Розовая! Абсолютно розовая комната с розовыми подушками, плакатами каких-то сопливых современных мальчиков, мишек и всего эдакого, только розового пони не хватает...
А не, есть. Пижама на ней — как раз именно пони... судя по рогу, розовый единорог.
Фыркаю, встречаюсь с ней взглядом.
Боится или просто нервничает?
Лежит с ноутбуком в руках, скрестив ноги. Подхожу ближе, отказываясь от предложения лечь рядом.
— Сама начнёшь?
А хотя почему отказываюсь? Что мне стоять-то? Огибаю кровать, ложась рядом.
Повторяю, всматриваясь в потолок с розовым отливом.
— Сама начнёшь, или сразу к Артёму пойдем?
Да, я знаю-знаю, ничто так не развязывает язык, как страх быть отчитанной любимым человеком.
— Блин, пожалуйста!
Встречаю её взгляд.
— Я слушаю. Ты такая дрянь, или есть смягчающие обстоятельства?
Прикусывает губу.
— Реветь не думай. Не поможет.
— Блин, да я не хотела.
Вскакивает, убирая ноутбук. Жмурится, вцепляясь в волосы.
— Я жду, Нина.
Падает на розовый пуфик возле двери, поджав к себе ноги, обхватив колени руками, пытаясь спрятаться в воображаемый домик, и от этой позы я начинаю понимать, складывая воедино эту комнату и её саму... Но сначала дослушаю.
— Да бли-и-ин... — Тянет. — Ну... Эта пати — она..
— Что?
— Ну, она для Никитоса, понимаешь!?
Поджала губы. Очень "подходящий" контингент для 8-илетнего ребенка.
— Блин, короче, мы с ним поспорили, что нынче на моей тусе он не струхнет...
Слушаю.
— И, ну, как бы... Я договорилась с Гошаном, он просто должен был..
У меня один мат сейчас на уме... на Артёма.
— На что спорили?
Кивнула в сторону стола.
— На мой ноут и его наушники.
Вздыхаю.
— Дальше.
— А вчера... ну, Тёмыч меня отшил вечером. И я ходила сегодня весь день не в себе, как убитая, а ему хоть бы хны, понимаешь?
Киваю.
— Я... блин... честно. — Тут вскакивает, подходя к окну. Всхлипнула. — Блин, мне так паршиво было.