Мой разум переключается в режим воображения. Я думаю обо всех способах, которыми он может сделать это со мной.

— Доброе утро, любовь моя, — говорит он, наблюдая за мной через зеркало. Он расчесывает двумя руками свои взъерошенные каштановые волосы.

Это не помогает.

— Мог бы и постучать, — говорю я ему, когда он снимает футболку. Его мышцы на груди напрягаются, и у него даже есть эти четкие выступы, которые ведут к его члену. — Или, знаешь, объявить о своем приходе, как это делают в Аббатстве Даунтон.

Он вылезает из своих брюк на завязках, теперь он полностью обнажен, и подходит к стеклянной двери душевой. Затем стучит в неё.

Я каменею у кафельной стены.

— Это Лорен Хэйл, — говорит он, улыбка расползается по его губам. — Могу я войти?

— Мы не можем... — я колеблюсь.

Нет. Я не хочу заканчивать это предложение.

— Мы не можем принять душ вместе? — говорит он с неверием. — Кто сказал?

Никто. Определенно не я.

— Ты можешь войти, но я должна предупредить, что вода упрямая. Бывают моменты, когда она предпочитает быть холодной, несмотря на мои требования.

Он открывает стеклянную дверь. Не смотри, Лили. Мой взгляд падает по команде, и как только я начинаю смотреть, я не могу остановиться. Чувственные места пульсируют, когда я представляю его внутри себя. Его пальцы прижимаются к моему подбородку, поднимая мой взгляд.

— Если понадобится, я приму душ в плавках, — говорит он мне.

Я яростно качаю головой.

— Всё в порядке. Я не буду смотреть, — но даже когда я произношу эти слова, я импульсивно опускаю взгляд. Твою мать. Магнитная сила притягивает, и мои глаза на долю секунды предают меня. Я поднимаю взгляд и вскидываю руки вверх. — Это в последний раз! Клянусь!

Его губы приподнимаются от удовольствия, прежде чем он отходит в сторону, чтобы схватить мочалку и мыло с полочки. Теперь у меня прекрасный вид на его задницу.

— То же самое касается и моей задницы, — говорит он с легким смешком, всё еще повернувшись ко мне спиной. Легкость и юмор в его голосе расслабляют мои плечи.

— Мне нравится твоя задница, — говорю я ему, когда он поворачивается ко мне лицом, с мочалкой в руках.

— Я знаю, что нравится, — бормочет он. Он переплетает свои пальцы с моими и притягивает меня к своему телу. Мое бедро касается его члена, и дыхание перехватывает в горле. — Все хорошо, Лил, — шепчет он.

Это совсем не то, что я чувствую.

Он проводит мочалкой по моим рукам и между пальцами, намыливая кожу. Я загипнотизирована медленными, затяжными движениями. Потом ткань опускается к животу и поднимается к грудям, обводя каждую из них со скрупулезной тщательностью. Я слегка пошатываюсь и хватаюсь за его руку.

— Полегче, — дышит он. — Считай это тестом.

— Принятие душа с тобой? — мои глаза расширяются.

— Принятие душа со мной, — подтверждает он кивком, — без секса в конце. Я помою тебя, а потом ты помоешь меня, хорошо?

Я не знаю, что на меня нашло. Я просто... не думаю, что это реально. Поэтому я протягиваю руку и щипаю его за руку.

Он вздрагивает.

— Какого черта?

И убирает руки. Нет, вернись!

— Я хотела убедиться, что это не сон, — объясняю я. — Прости!

Я наклоняюсь и наношу два нежных поцелуя на покрасневшую кожу.

Его грудь вздымается и опадает от полнозвучного смеха.

— Ты должна ущипнуть себя, дурочка, — говорит он мне.

О, точно. Я сжимаю кожу над локтем. Ой, как больно.

Он снова притягивает меня к своей груди, и его руки медленно скользят по моим, освещая каждую часть меня. Его глаза переходят на мои.

— Достаточно ли я реален для тебя?

Боже правый, да.

Он говорит легко, возвращаясь к намыливанию моего тела, как будто не он только что накрыл меня одеялом соблазнения Лорена Хэйла.

— Сегодня мы можем заняться туристическими делами вдвоем. Всё, что захочешь.

Это наш первый отпуск, когда Ло трезвый, а я на реабилитации. В нашу последнюю самостоятельную поездку мы провели выходные в Праге. Мы даже не попали ни в музей, ни в Пражский Град. Ло не разрешал мне одной бродить по улицам, поэтому мы проводили время в баре отеля, где я могла подцепить парня, а он мог выпить так, чтобы мы не умерли в процессе. Сейчас эти воспоминания кажутся грустными. Мы упустили все хорошие стороны путешествий.