Улыбка Дэйзи мгновенно исчезает, и она снова тянется к своему бикини. Я смотрю на песок, на небо, куда угодно, только не на её грудь, пока она не кладет деньги мне в руку. Я забираю у Райка остаток её наличных и начинаю отсчитывать двести шестьдесят песо.

— Я просто пыталась развлечься, — тихо говорит она, в ее голосе звучит чувство вины. — Простите.

Она извинилась, и я знаю, что должен отпустить ситуацию. Но я в ярости.

— Есть и другие способы развлечься, — я протягиваю Эрнесто деньги. Оба парня кивают в знак благодарности, и уходят в сторону отеля рядом с вереницей соломенных хижин и белых кабин. Я оглядываюсь на Дэйзи, мои нервы еще не успокоились. — Ты, блядь, дочь многомиллиардного магната. Торг с человеком, который зарабатывает в тысячу раз меньше тебя, равносилен воровству.

Ее глаза становятся большими, круглыми и немного стеклянными, и мне больно осознавать, что я причиняю ей боль. Боль в моей груди только усиливается, потому что я не могу перестать говорить. Я не знаю как.

— В следующий раз арендуй, блядь, гидроцикл.

— Я просто хотела сделать что-то нормальное.

— Ты не нормальная. Никто из нас не нормальный.

— Ло, — говорит Райк, его тон предупреждающий. Но его голос проводит лезвиями по моей спине.

— Не смей даже разговаривать со мной, — огрызаюсь я.

Я ненавижу его прямо сейчас. Больше всего я ненавижу себя. Ненавижу за то, что я только что набросился на Дэйзи, которая на самом деле не сделала ничего плохого. По крайней мере, ничего такого, что оправдало бы мои резкие слова. Угрызения совести на вкус как кислота, и я обычно запиваю их виски.

Мой следующий вздох выходит неровным, и Райк надолго задерживает на мне взгляд. Но когда Дэйзи сильно вдыхает, глядя на песок со слезами на глазах, пытаясь сдержать свои эмоции, он переводит взгляд на неё. Я наблюдаю, как меняется его лицо. Если он беспокоился за меня, то я даже не знаю, как назвать то, что он испытывает к ней.

Что, черт возьми, я пропустил, пока был в реабилитационном центре?

— Мне нужно выбираться отсюда, — я морщусь, когда понимаю, что сказал это вслух. Я начинаю идти.

Райк оживает и идет за мной.

— Куда ты, блядь, собрался?

Его гнев распаляет меня, и я внезапно останавливаюсь. Он чуть не врезается мне в грудь.

— Что, блядь, с тобой не так? — шиплю я. — Ей шестнадцать.

Я вижу Дэйзи на периферии, она стоит в стороне, смотрит, но не хочет прерывать.

— Я ничего не делаю, — опровергает Райк.

Мой лоб болит от того, как сильно я хмурюсь. Он не может говорить это серьезно, но я думаю, что он верит в это. Это чертовски пугает.

— Не глупи.

Райк на секунду закрывает голову руками. Я никогда не видел, чтобы он срывался, и я могу сказать, что он изо всех сил старается этого не делать.

— Я прямолинеен и резок, — говорит он. Но он знает, что это не тот ответ, который я хочу услышать. — Я не могу отключить это.

— Ты выключишь это рядом с ней, — усмехаюсь я. — И знаешь что, я пригласил тебя в Канкун, и я могу также отменить твоё приглашение.

— Ты хочешь, чтобы я уехал?

— Нет, но я не хочу говорить с тобой или быть рядом с тобой прямо сейчас.

Он хватает меня за руку, пока я не повернулся.

— Подожди.

— Что? Ты собираешься обвинить во всем тот факт, что ты прямолинеен? Когда Коннор хочет быть таким, он такой же честный, как и ты, и он никогда бы не сказал того, что сказал ты.

— Потому что я, гребанный мудак, — говорит Райк.

— Этого недостаточно.

У Райка раздуваются ноздри, и он показывает на свою грудь.

— Меня вырастила мать-одиночка, Ло...

— И Коннора тоже, — отвечаю я.

Мне так тяжело с Райком. Я заставляю его преодолевать самые высокие стены, и он безропотно проходит каждый тест, но я вижу, что этот разрывает его изнутри. И какой-то частичке меня нравится, что он наконец-то ломается. Другая часть ненавидит меня за то, что я получаю удовольствие от чужой боли.

— Перестань сравнивать меня с ним, — усмехается Райк. — Его мать была главой корпорации. Моя мать целыми днями сидела и придумывала, как бы подгадить моему отцу. Я провел годы, разрываясь между ними двумя, вынужденный выбирать сторону, и выбрал её, — он снова показывает на свою грудь, его глаза пылают жаром. — Меня заставили поверить, что она — святая, а он — грешник, хотя они оба виновны в таких вещах, которые я едва могу переварить. Ты знаешь, каково это — защищать кого-то так яростно из любви, а потом понять, что этот человек был не менее виновен, чем человек, которого ты ненавидел? Это, блядь, отстойно.

В груди так тесно, что каждый вдох дается с трудом.

Райк делает шаг вперед.

— Я люблю женщин и забочусь о них больше, чем ты, блядь, можешь себе представить, Ло. Но я видел, как моя мать стала черствой после того развода. Я говорю вещи, которые не должен говорить, потому что меня перестало заботить, что обо мне думают люди. Я перестал пытаться играть роль заботливого сына — роль, через которую сейчас проходит эта девушка. И мне сложно, блядь, смотреть как это происходит.