Его глаза медленно закрываются и открываются. Он до сих пор не произнес ни слова.

— Тебе нужно помыться, — говорю я ему из своего угла душа. — От тебя воняет выпивкой.

Он издает бессвязный бормочущий звук, крепко зажмурив глаза. У нас нет на это времени. Я встаю, беру шампунь и мыло и возвращаюсь к нему, пока на нас льется вода.

— Давай, — тихо выдыхаю я, вспоминая, как он ненавидит, когда я говорю своим «нормальным» голосом в плохие утра. Очевидно, это звучит как ножи, убивающие детенышей панд. Его слова, не мои.

Он позволяет мне стянуть его футболку через голову и едва помогает мне просунуть его руки в отверстия. Вода собирается каплями на выступах его пресса, телосложение бегуна, которое обычно остается скрытым под одеждой. Никто бы не ожидал, увидев его, насколько хорошо он сложен. Или что он иногда ходит в спортзал. Это лучшее — удивление от чего-то большего под чем-то уже красивым. Я завидую всем девушкам, которые впервые испытывают это чувство с ним. Я качаю головой. Сосредоточься. Я отрываю взгляд от изгибов его бицепсов и концентрируюсь на его джинсах. Не раздумывая больше, я расстегиваю их и дергаю вниз. Когда тяжелая, промокшая джинсовая ткань прилипает к его бедрам, его веки трепещут и открываются. Я неудержимо краснею, хотя раздеваю его уже не в первый раз. Он смотрит на меня сверху вниз.

— Лил... — бормочет он, звуча вяло.

Ладно, у нас нет времени на это. Я дергаю. Сильно. И они, наконец, обходят его чертовы мускулистые бедра и доходят до лодыжек, где с джинсовой тканью гораздо легче управляться. Теперь, насквозь промокший, в одних его черных боксерах, я должна использовать все свои силы для выполнения поставленной задачи.

Я беру мыло, намыливаю им мочалку и умываю его худощавое туловище, вниз по его прессу... мм... минуя эту область... и к бедрам и ногам. У меня не так много времени, чтобы вымыть ему спину, но я не думаю, что это будет проблемой.

Самое худшее — это запах. Из его пор исходит запах бурбона, и, попробовав разные мыла и одеколоны, мы нашли некоторые, которые маскируют отвратительный запах.

Его зависимость иногда пугает меня. Алкоголизм может разрушить печень и почки, и однажды он может не проснуться после ночного пьянства. Но как я могу сказать ему, чтобы он остановился? Как я могу судить его, когда я даже близко не готова к отпустить свою потребность? Так что на данный момент это лучшее, что я могу сделать.

Я втираю шампунь в его волосы, пока он держит глаза открытыми, используя свои собственные силы, чтобы оставаться в некотором сознании. Он приходит в себя, но я не уверена, понял ли он, где мы находимся.

— Получаешь удовольствие? — спрашиваю я, в то время как мои пальцы в основном массируют ему кожу головы.

Он медленно кивает, и его взгляд опускается на мой лифчик — бежевый и теперь почти прозрачный. Эээ…

Я щипаю его за руку, и он снова поднимает голову ко мне. Его глаза меняются, янтарный цвет плавает и усиливается в паре. Он пристально смотрит, слишком пристально. Я ненавижу, когда он так на меня смотрит. И он это знает. Его рука поднимается и начинает ласкать мой затылок. Чтооооо… Я прихожу в себя от своего замешательства и с хмурым видом отстраняюсь. У меня нет времени разбираться с его похмельными, безумными движениями.

Он одаривает меня ухмылкой.

— Просто тренируюсь.

— Ты знаешь, который сейчас час? — я хватаю пластиковый стаканчик, наполняю его водой и выливаю ему на голову, не заботясь о том, что шампунь обжигает ему глаза. Он щурится и бормочет проклятие, но он слишком устал, чтобы на самом деле стереть с глаз мыло.

Когда мыльная пена исчезает, я перекидываю его руку через плечо и тащу его тело в спальню. На этот раз он сотрудничает и помогает мне.

Он падает на одеяло, и я провожу следующие несколько минут, вытирая его полотенцем, как будто он мой домашний пёсик. Он как завороженный смотрит в потолок. Я пытаюсь поговорить с ним, нуждаясь в его отзывчивости во время обеда.

— Вчера вечером мы засиделись допоздна на концерте Чарли с саксофоном в «Eight Ball», — напоминаю я ему, роясь в ящиках в поисках подходящего наряда.

Он слегка смеется.

— Что тут смешного?

— Чарли, — размышляет он с горечью. — Мой лучший друг.

Я тяжело сглатываю и делаю глубокий вдох, стараясь держать себя в руках. Я могу это сделать. Я нахожу еще одну пару боксеров, брюки и светло-голубую рубашку на пуговицах. Я поворачиваюсь к нему, размышляя о том, придется ли мне увидеть его барахло.

Его промокшее нижнее белье пропитывает одеяло, слишком мокрое, чтобы надевать его вместе с парой штанов.

— Ты можешь переодеться сам? — я спрашиваю. — Я просто хочу ограничить количество раз, когда я вижу твой пенис.

Он пытается поднять свой вес и преуспевает, держась прямо на кровати. Я впечатлена. А еще, вроде как, начинаю жалеть, что заговорила о его пенисе. Особенно с учетом того, как он на меня смотрит. Он несколько раз моргает, прежде чем сказать: — Оставь их на кровати, — я кладу стопку одежды рядом с ним и хватаю свое платье, которое висит на его рабочем стуле.