Он отпускает меня и делает три шага назад. Я массирую запястья и кладу их на стол, пока не поворачиваясь к нему лицом. Я пытаюсь сориентироваться — внутри меня сейчас слишком много соблазнов. Когда я набираюсь храбрости, оборачиваюсь, мои глаза полны ярости.

— Что, черт возьми, с тобой не так?

Он не может использовать секс против меня, только не так.

Его челюсть сжимается, и он тратит уйму времени на то, чтобы налить себе следующий напиток. Он делает два больших глотка и снова наполняет его, прежде чем даже начать отвечать мне.

— Не будь такой серьезной, — тихо говорит он. — Я просто дурачился.

Его слова посылают стрелы в мою грудь. Это больно. Я знаю, что так не должно быть. Я хотела, чтобы он сказал, что все это было по-настоящему. Я не шутил. Давай будем вместе. Я знаю это сейчас, даже если пребывание вместе принесет целый ряд новых осложнений. Вместо этого он укрепил наш фасад. Все это ложь.

— Ты хочешь подурачиться? — мое тело дрожит от жара. Я бросаюсь к его шкафчикам с алкоголем, нахожу магнитный ключ и быстро открываю их.

— Эй, эй, эй! — Ло кричит. Я едва успеваю вытащить две бутылки, как он кладет руку мне на запястье, зная, что я либо собираюсь выбросить их в мусор, либо выбросить в окно. Я еще не решила, куда именно.

— Лили, — он рычит мое имя, как будто это самое непристойное слово в словаре. Мы оба в ярости, и я чувствую, что это оправданно. Я не отворачиваюсь. Его лицо заостряется, и я почти вижу, как в его голове крутятся шестеренки.

— Давай поговорим, Ло, — натянуто говорю я, все еще не двигаясь. — Чем то, что я делаю, отличается от того, что ты только что сделал со мной?

Он делает глубокий вдох, прищурив глаза. Как всегда, он просчитывает каждое слово, прежде чем заговорить.

— Мне жаль, хорошо? Это то, что ты хочешь услышать? Мне жаль, что ты не можешь вынести моих прикосновений. Мне жаль, что сама мысль о том, чтобы трахнуть меня, вызывает у тебя отвращение. Мне жаль, что каждый раз, когда ты возбуждаешься, я здесь.

И вот у меня перехватывает дыхание. Я не понимаю, что он пытается мне сказать. Хочет ли он меня или злится из-за того, что я сексуальная наркоманка? Я осторожно ставлю бутылки на стол и высвобождаюсь из его хватки. Я проскальзываю в его ванную и запираю дверь как раз в тот момент, когда он приближается к ней.

— Лили, — зовет он.

Я ложусь на холодную плитку и закрываю глаза, пытаясь очистить свой разум. Я начинаю задаваться вопросом, как много я могу вынести из-за того, что не знаю правды о наших действиях, о наших отношениях. Это сводит меня с ума.

Мое тело содрогается, небольшое отступление от отсутствия стимуляции сегодня. Я закрываю глаза и пытаюсь заснуть, но ручка дергается от щелчка замка. Дверь открывается, и Ло кладет в карман ключ от замка. Я не двигаюсь со своего места отдыха и устремляю взгляд на белый потолок.

Ло садится рядом со мной и прислоняется к джакузи.

— Тебе не стоит беспокоиться, если Дэйзи слышала мы. Нормальные пары ссорятся.

Верно, шарада. Тишина сгущается, и я горжусь тем, что заставила его немного помучиться.

Он ерзает на земле и подтягивает колени, свободно обхватив их руками.

— Когда мне было семь, мой отец привел меня в свой кабинет и вытащил этот маленький серебряный пистолет, — говорит он и делает паузу, потирая рот с тихим сухим смехом.

Я сохраняю невозмутимое выражение лица, даже если эта история меня интересует.

Ло продолжает: — Он положил его мне на ладонь и спросил, каково это держать его в руках. Ты знаешь, что я сказал? — он смотрит на меня. — Я сказала ему, что мне страшно. Он ударил меня по затылку и сказал: — У тебя в руках гребаный пистолет. Единственные люди, которые должны бояться, это те, на кого он направлен, — он качает головой. — ...Я не знаю, почему я только что подумал об этом, но я продолжаю вспоминать все это. То, как пистолет казался тяжелым и холодным в моей руке, как я боялся нажать на спусковой крючок или уронить его. И все равно он был... разочарован.

Я сажусь и отодвигаюсь к другой стене, чтобы повернуться к нему лицом. Он выглядит явно расстроенным, и этого извинения от Лорена Хэйла достаточно, чем мне когда-либо понадобится.

— Ты никогда раньше не рассказывал мне эту историю.

— Мне не нравятся эти воспоминания, — признается он. — В детстве я испытывал непреодолимое чувство восхищения отцом, и теперь меня тошнит от одной мысли об этом.

Я не знаю, что сказать, и я не думаю, что он хочет, чтобы я что-то говорила. Так что тишина снова окутывает нас. Дрожь пробегает по мне, даже когда я пытаюсь подавить ее.