Пока я пытаюсь сдержать смех, мой мозг активно соображает, и до меня вдруг доходит, что она только что сказала. Эви думает, что я горячий.

Официантка, наконец, поворачивается к ней, насмешливо скривив губы:

— Что я могу вам предложить?

— Хм-м-м… — Эви скользит пальцем по меню, будто до сих пор не уверена в заказе. — Я буду чизбургер, хорошо прожаренный, со сладким картофелем фри. И сделайте его, пожалуйста, с хрустящей корочкой. А еще салат из капусты и шоколадно-молочный коктейль.

— А вы? — официантка снова похотливо смотрит на меня, облизывая губы.

— Я буду то же самое, но с обычным картофелем и колой. — Она уходит, и я взрываюсь смехом, который так долго сдерживал. — Что это было? И я почему-то не в курсе, что ты считаешь меня горячим, — ухмыляясь, я небрежно провожу рукой по волосам.

Эви обмахивает себя меню.

— Я сказала «горячий»? — она слегка запинается, но быстро берет себя в руки. — Я имела в виду милый, но уже свыклась с этим, Диллс. Помнишь все взгляды, обращенные на тебя, когда мы гуляли вместе? Все дети задавались одним-единственным вопросом: что ты делаешь рядом с худющим очкариком? Симпатичный парень с девочкой-чудачкой?

Официантка возвращается с нашими напитками и ставит их на стол. Эви хватает пакетик сахара и с улыбкой бросает его в меня. Как только официантка уходит, я наклоняю голову на бок и, всматриваясь в эти голубые глаза, накрываю ее руку своей.

— Ты никогда не была чудачкой, Эви... Никогда.

— Ну, я всегда чувствовала себя именно так, — тихо признается она, уткнувшись взглядом в стол и переворачивая вилку, лежащую на салфетке. — Кроме тех случаев, когда была с тобой. — Ее гордо расправленные плечи поникли, она сгорбилась над своей тарелкой. — Люди всегда намекали мне, как странно я выгляжу: ростом выше других девчонок и, конечно, слишком тощая. Триша Дюмонт сказала, что мне лучше играть в баскетбол, потому что я не способна делать все эти «девчачьи штучки». Разумеется, сначала она утерла мне нос тем, что мальчики не любят высоких девочек, — Эви горько смеется, и я задаюсь вопросом, откуда все это взялось? Потому что раньше подобное ее никогда так сильно не беспокоило. — Не говоря уже о том, что я любила играть во время дождя и ловить червей. Какая комбинация. — Внезапно ее лицо проясняется, и это напоминает солнце, проглядывающее сквозь облака. — Мама всегда говорила мне: «Эви, отличаться от других — лучшая вещь в мире. Вписываться в определенные рамки... Ну кому это нужно? — В голосе проскальзывает дрожь. — Тебе предназначено сиять».

— Эй... — я тянусь к Эви через стол и приподнимаю пальцем ее подбородок. Когда девушка медленно поднимает на меня глаза, я вижу, что они мокрые от слез. Немедля покидаю свое место и сажусь рядом с ней. Я нежно касаюсь ее щеки, вытирая большим пальцем скатившуюся слезу. — Что такое? Что на самом деле происходит?

— Ничего такого. Я правда в порядке, — она выдает дежурные фразы, только вот слова звучат совсем неубедительно.

— Чушь собачья. Я хочу знать. Прямо сейчас.

Эви испускает подавленный рваный вздох. Еще больше безудержных слез стекает по ее коже, пока она смотрит на меня.

— Сегодня годовщина смерти моих родителей. Ночь, когда они попали в аварию.

— О, Эви, — притягиваю ее к себе, и она тихо плачет, уткнувшись в мою шею. Я нежно поглаживаю ее волосы, стараясь утешить, и в памяти всплывают воспоминая о той ужасной ночи.

— Ну же, Диллс. Мы играли в карты уже шесть раз. Давай сыграем в шахматы, — заныла Эви, я показал ей язык.

— Шахматы? — проворчал я. — Ты же знаешь, что в шахматах я отстой, — схватил подушку и бросил в нее со своей стороны дивана.

Эви склонила голову набок и ухмыльнулась:

— Ты не такой уж и отстой. О, давай я включу фильм. По крайней мере, тебе будет что посмотреть.

Она и не подозревала: все, на что я хотел смотреть, находилось прямо передо мной.

Раздался звонок в дверь, и Зои вышла из кухни с огромной миской попкорна, запах которого напомнил мне о том, что я голоден.

— Я открою, — крикнула она с набитым ртом.

Двое полицейских вошли в дом, и я стал невольным свидетелем крушения мира Эви и Зои, услышав новость о том, что их родители погибли в аварии.

Миска с попкорном полетела на пол, разбившись точно так же, как разбился их детский взгляд на мир. Зои опустилась на пол, и одновременно с этим раздался леденящий кровь крик Эви. Я спрыгнул с дивана и притянул ее к себе. Грудь сдавила огромная волна паники. Эви пыталась что-то сказать, но ее слова постоянно прерывались потоком слез, бегущих по щекам.

— М-м... П-п... Нет... Нет... Это неправда... Это н-не может быть правдой, — она крепко обхватила меня руками и сжала в цепких объятиях, когда с ее губ срывались более различимые слова. — Только н-не мамочка и п-папочка, — взвыла она и в истерике повалилась на ковер, но я успел поймать ее на руки.

Я укачивал ее из стороны в сторону, пытаясь разобраться в этой бессмысленной ситуации. Это какая-то ошибка.

Но осознание накрыло меня с такой силой, что я начал дрожать: Эви должна была быть с ними в той машине. Когда пришло понимание этого, я глубоко вздохнул, и из глаз полились слезы.