И еще на острове почти нет гостиниц. А те, которые имеются, не более чем скромные постоялые дворы. Без блеска, размаха и больших удобств. По существующим правилам, перед тем как встретиться с мудрецом, каждый ищущий знания за деньги ли, или бесплатно, должен провести две ночи в крошечном, на четыре номера, отеле «Пунтос» на восточном побережье. В здании на старом пирсе, когда-то переделанном под непритязательное жилье из небольшой портовой конторы. Зачем ожидать целых два дня, размышляя под аккомпанемент бьющихся о камни волн? Чтобы решить, какой именно вопрос ты хочешь задать Учителю Эйзесу, потому что, по правилам, задать можно лишь один. Тот, который волнует тебя больше всего, и на который ответить самому – тебе не дано. И такой вопрос у меня был.

Согласно письменным инструкциям, полученным обычной электронной почтой, я прибыл и заселился сюда позавчера. Номер для меня был забронирован и, что самое удивительное, уже оплачен. Я назвал лишь код, три цифры из письма, и важный бородатый дворецкий в малиновой ливрее, украсивший бы своей колоритной персоной любой пятизвездочный отель, неспешно проводил меня через отдельный вход в одну из четырех просторных комнат, обставленную, впрочем, весьма просто, но с изысками и с несомненным вкусом.

Сегодня я, словно английский лорд, сидел на резном лакированном стуле с высокой спинкой за сервированным серебряной посудой столом. Смотрел в полуоткрытое окно, слушал звуки бесконечного прибоя и завтракал из фарфоровой тарелки роскошной овсяной кашей, которую десятью минутами ранее услужливо притащил дворецкий.

Времени у меня было достаточно. За мной обещали прибыть в одиннадцать. Это следовало все из того же письма. Я должен был позавтракать, а потом совершить утренний променад вдоль моря вверх по петляющей среди скал едва заметной тропинке. До небольшой ровной, так говорилось в письме, площадки, размером с баскетбольную.

Так я и сделал. Небо над океаном сегодня было пасмурным, но не мрачным и низким, как бывает здесь часто, особенно в предвестье шторма, а удивительно белым, словно гигантские космические одуванчики набросали сверху много пуха на наш крошечный, по вселенским меркам, земной шарик. Я добрел по тропинке до нужного места, нашел, согласно письму, условный знак-указатель. Деревянную табличку с золотой буквой «А», прикрепленную к сложенному из кусков красноватой лавы столбу, напоминающему кирпичную печную трубу, и приготовился ждать. Потому, что таким было последнее слово в письме. «Ждите», – гласило оно. И жирная точка.

И я ждал какое-то время, а от нечего делать, слонялся по этому, явно искусственно созданному среди скал пространству и смотрел, то вниз, на океан и на свой отель на пирсе, кажущийся отсюда лишь букашкой, застывшей среди колышущихся волн. То вдаль, вперед, к горизонту, и наверно даже дальше, пытаясь заглянуть за его предел. А ветер, когда-то дерзкий и стремительный пассат, здесь и сейчас был тёплым и спокойным.

Вдруг, над океаном недалеко от острова, почти на уровне моих глаз показалась черная точка. Сперва я подумал, что это должно быть большая птица, но точка двигалась в мою сторону на одной высоте и строго по прямой, птицы так не летают. Вскоре стало ясно, что это летательный аппарат, открытая конструкция с широкими стреловидными крыльями. Аппарат, двухместный планер с мотором, бесшумно шел ко мне на малой скорости, явно собираясь приземлиться. Когда до площадки, которая должна была стать посадочной полосой, оставалось метров двести, пропеллер за спиной пилота протяжно загудел, планер выровнялся, потом задрал вверх нос, коснулся колесами пыльной земли, прошуршал метров десять по каменистому грунту, в конце подпрыгнул, резко остановился и опять затих.

Я подошел к нему ближе. На месте пилота сидел монах в коричневой рясе с накинутым на шлем капюшоном. Ряса была перетянута черным поясом и оранжевыми ремнями безопасности. Смотрелось это несколько комично. Монах повернул голову, увидел меня и, не говоря ни слова, жестом предложил разместиться на сиденье сзади. Я отдал ему распечатанное письмо с приглашением, как и говорилось в инструкции, а потом пролез в широкое и комфортное кресло за спиной пилота. Пристегнулся, надел шлем, монах опять запустил двигатель, и мы пошли на взлет.

Высоко мы не поднимались, двигаясь над изрезанной линией скалистого берега. Я сориентировался по сторонам света и определил, что путь наш лежит на юго-запад, в самую дикую часть острова. Туда, где почти нет дорог. Примерно через полчаса, мы пролетели над небольшим монастырем, что лежал в низине, у подножия скалистого хребта. Я разглядел белые полоски окружающих его стен, белый же кубик церкви с зеленым готическим шпилем, и даже нескольких не белых, а неизвестно каких, копошащихся внизу монахов, в таких же коричневых рясах, как и у моего пилота.

Чтобы преодолеть хребет, нам пришлось набрать высоту, включился двигатель, и большой пропеллер в защитном каркасе из стальной проволоки за моей спиной громко зажужжал. Мы заметно ускорились и полетели быстрее, перевалили через каменистый кряж и, почти достигнув западной оконечности острова, стали готовиться к посадке. Я посмотрел на часы. Было одиннадцать сорок четыре. И в этот момент, пробиваясь сквозь пелену белесых облаков, вдруг выглянуло лимонное солнце.

Я выбрался из уютного пассажирского кресла, как только планер остановился на посадочной полосе, цветом и формой, напомнившей мне детскую шоколадку, и пилот выключил мотор. Я снял шлем, положил его на сиденье, поправил волосы, перекинул через плечо маленькую, спортивного типа, сумочку с документами и, видя, что пилот опять не собирается вылезать, помахал ему рукой. Затем, осматриваясь, зашагал прочь от летательного аппарата к столбу-указателю, стоящему неподалеку.