— У меня как раз уха поспевает.

Надо сказать, что скудных запасов ведуна и без незваных гостей хватало с натягом. Но держать на пороге продрогших женщин, которые тащились к нему не знамо сколько и зачем, тоже было никак нельзя. Казимир было уже начал подниматься, как вдруг понял, что за ним никто не идёт. Бабоньки топтались на месте, неуверенно поглядывая друг на друга.

— Не боись, бабьё, не снасильничает он, — громогласно проскрипела изба так неожиданно, что все трое втянули в плечи головы. — Худосочный же, в чем только жизнь держится. Слово даю, не опасен!

Услышав за спиной сдавленное «ой», Казимир пошёл пятнами от смущения и гнева одновременно. Смущённо обернувшись, он виновато глянул на женщин, и вынужденно признался:

— Знакомьтесь это Стоян, говорящая изба.

И не дожидаясь ответа, продолжил подниматься по лестнице.

«Не захотят идти, так пусть и не идут, — решил Казимир. — Надоело уговаривать, а теперь так точно не стану!».

К своему вящему удивлению, ведун услышал, как бабоньки приближаются. Один из голосов, тот, что помоложе, тихонько шепнул:

— Я ж говорила тут настоящий ведун поселился, не то что наш пень трухлявый!

— Тихо ты! — шикнула на неё мать. — Ещё покумекать надо, что он за ведун!

Казимиру одного взгляда хватило, дабы понять, что перед ним мать с дочкой. На улице их лица были скрыты под платками, только глаза видать, но выдало женщин другое. Младшая всё время непроизвольно держалась чуть позади, то и дело нервозно теребя рукав тулупа старшей. К тому же при каждой звучавшей фразе, она заискивающе поглядывала на первую, словно ища поддержки и одобрения.

Когда бабоньки поднялись в избу, Казимир уже разливал суп из парящего котелка, извлечённого из печи, поставив на стол две миски, собственноручно вырезанные из дерева. Увидав, что в небольшой комнатушке и правда не скрывается разбойников аль ещё каких ужасов, женщины немного осмелели. Избавившись от платков, да поскидав тулупы, они плюхнулись на единственную скамью у стола, тотчас вооружившись ложками. Ведун присел на край кровати и только коротко кивнул им на угощение:

— Кушайте и грейтесь. Разговор после.

Бабоньки были не против. Принявшись активно колошматить ложками по мискам, они в миг расправились с ухой. Опосля кушанья начали украдкой осматриваться. Младшая с интересом вертела в руках ложку, рукоять которой была в виде лебединой головы. Поймав её взгляд, Казимир понимающе хмыкнул:

— Нравится?

— Добрая работа… — покраснев, ответила девица.

— Дарю, — мгновенно отреагировал ведун, и не дожидаясь, пока мать запротестует, продолжил: — С чем пожаловали? Какая напасть пригнала вас по такому бурану?

Бабоньки как всегда переглянулись, словно решаясь, стоит ли вообще говорить. Но они уже сидели в избе ведуна, угощались его стряпнёй, а значит, отступать было некуда.

— Меня зовут Дружана. Я жена Зорко… купца, — добавила она со значением. — Это моя дочурка Смеяна.

Девушка всё ещё рдевшая после того, как Казимир посулил той в подарок резную ложку, едва заметно поклонилась, когда её представили.

«Смешно даже, — подумал ведун, глядя на них. — Я-то думал, им по нраву моя резьба. А они, поди, и не такое видали при купце-то муже и батьке. Небось думают, вот же голытьба, простофиля, ложками своими дочку сватает, дурень лесной!».

— Я Казимир — ведун и знахарь, — сказал Казимир, уже в который раз задумываясь о том, не стоит ли начать зваться иначе, памятуя свои прошлые «успехи».

Как бы он не хотел забыть старое имя, в надежде, что вместе с ним исчезнут без следа и былые неудачи, ведун не мог себе этого позволить. Данное при рождении имя — почитай основа души. По нраву оно, аль нет, то не важно. Не ты его выбирал, не тебе и менять.

— Мы пришли просить о помощи и защите, — продолжила Дружана, набравшись духу. — Нечисть поселилась в нашем доме и житья не даёт.

— Какая нечисть? — быстро ответил Казимир, оживляясь. — Что вытворяет, кто пострадал?

— Так мы это… не знаем какая, — растерянно протянула Дружана, теребя в руках платок. — Потому и пришли. Курей режет по ночам, окаянное отродие! Спасу нет, мы ж так до весны и вовсе всех потеряем.

— Давайте по порядку, — ведун помотал головой, хмурясь. — Рассказывай всё, что вспомнишь. С чего началось, чем кончилось, и главное, с чего вы решили, что это нечисть?

— По порядку, — протянула Дружана, подняв глаза к потолку. — По порядку… В общем было так. Муж мой Зорко — купец. Он много времени проводит в разъездах. Привозит нам всякое, — тут женщина заулыбалась, мечтательно сверкая глазами, но опомнившись, продолжила. — Как-то раз Зорко пропадал особливо долго… почти год, значится. А по приезду подарил мне тканое полотно… красивое такое, но со странностями.