Ведун принялся работать не покладая рук, не зная отдыха, отвлекаясь лишь на редкий и непродолжительный сон. Сплетя из ивовых веточек корзину, он ходил за реку, выбирая подчистую всё, что не успели склевать птицы. Алые капли ягод клюквы были одной из самых желанных находок. Когда в округе не осталось и их, на смену пришли можжевеловые шишки. Казимира интересовали и молодые светло-зелёные первогодки, и уже синеющие созревшие плоды.

Пару раз удалось напасть на обмороженные, не успевшие сгнить опята. Ведун едва ли не танцевал, увидав на сухом стволе деревьев пышные кучки вожделенных грибов. Он бережно уложил их в корзинку, тотчас возвратившись на свой остров, словно боясь поверить в нежданную удачу.

Пытался Казимир и рыбачить. Однако охота с острогой, оказалась куда как труднее, чем он представлял. Ведун попросту не умел управляться с копьём, да и сила броска оставляла желать лучшего. Приходилось хитрить. Казимир подолгу бродил вдоль берегов, пока не нашёл отмель. Стоя в воде несколько часов к ряду, он коченел так, что не чувствовал ног. Приходилось выходить на берег, греться у костра, а затем возвращаться. Конечно, будь у него бредень, натаскать рыбы вдосталь, можно было бы без особого труда. Но ведун не только не знал, как его правильно плести, у него не было и самой верёвки. Охотиться на дичь, Казимир не умел никогда, да и секретами изготовления лука не обладал. Оставалась рыбалка с копьём.

Замерший, словно каменное изваяние, с готовой для броска острогой в руке, ведун провел многие дни в изматывающей рыбалке принесшей весьма скудный, но очень желанный улов: три жирных язя, пяток средних размеров плотвичек и один налим. Последняя рыба была наиболее ценна. Налим весом с треть пуда попался ведуну совершенно случайно, он грелся на мелководье, когда острие отточенного дуба пронзило его спину. Казимир от радости даже всплакнул.

Понимая, что, когда придут холода, шансов найти хоть что-то не будет совсем, ведун собирал всё, что можно есть без исключений. Корень болотного рогоза, приходился в этом вопросе как нельзя кстати. Камышей, растущих в болотистых разливах безымянной реки росло предостаточно, поэтому пока не встал лёд Казимир старался хотя бы один раз в день приносить в дом пару пучков. Именно там, стоя по пояс воде и выдёргивая на поверхность толстые стебли рогоза, ведун впервые повстречал людей.

— Будь здоров, труженик! — раздалось за спиной Казимира.

Обернувшись, он увидал двоих мужиков, по-видимому, возвращавшихся с охоты. На плече одного висела уже успевшая распушиться к зиме лисица, к поясу второго была примотана пара уток. Казимир тотчас сглотнул слюну, глядя на птицу. К тому времени, он не ел мяса больше месяца.

— И вам не хворать, — поспешно ответил он, махнув рукой.

— Ты чей будешь? — ожидаемо вопросил тот счастливый обладатель лисицы, черноволосый, заросший густой бородой мужик с красным носом. — Что-то я тебя раньше не видывал.

«Можно подумать, ты всех на свете видывал, — мрачно подумал ведун, мысленно готовясь к неприятностям. — Видишь же, что я не охочусь, не перебегаю ваших дорожек, стал быть».

Глаза говорившего очень выразительно следили за движениями Казимира, тотчас оценив его вооружение — острогу и поясной кинжал.

— Ничей, — спокойно ответил Казимир.

— Как это ничей? — не унимался чернявый.

— Я сирота. Живу один, во-о-н там, — Казимир махнул рукой в направлении своего убежища. — Вёрст шесть ниже по реке.

— Беглый чтоль? — вступил в разговор второй мужичок.

Его светлые, похожие на Казимировы, волосы торчали из-под шапки, соломенной копной. Жидкие усишки и бородёнка, молодое и открытое лицо.

— Нет, — твёрдо ответил ведун, глядя ему в глаза. — Я бродячий ведун. Годину здесь, другую там. На всё воля богов, а я лишь их служитель.

Мужики переглянулись.

— Ну, бывай, коль так, — растерянно молвил чернявый. — Доброго, значится, улова!

— Спасибо на добром слове, — Казимир низко поклонился. — Ежели нужна будет помощь знахарская или ещё какая по моей части… заходите, буду рад!

Мужики, покивав, удалились.

— Вот и познакомились, — пробормотал под нос ведун и принялся дальше таскать водянистые корни камыша.

Снежная вьюга завывала за окном, норовя прорваться сквозь плотно запертые ставни. Ветер бушевал, разыгравшись не на шутку, словно решил сегодня во что бы то ни стало ворваться в уютное убежище отшельника. Казимир лежал на кровати, вытянув ноги, прижимая ступни к печи, и рассеянно шкрябал ножиком деревянную заготовку. С приходом зимы, работы поубавилось, а собирательство уже не могло принести ничего путного. От того ведун скучал, стараясь не растрачивать силы понапрасну. Еды было очень мало, но всё-таки он не голодал. Чтобы не маяться от скуки Казимир начал заниматься резьбой по дереву, это успокаивало и позволяло проваливаться сквозь время, не замечая его ход. Раньше ведун никогда не занимался этим ремеслом, справедливо считая себя бесталанным, но теперь, когда делать было нечего, открылся неисчерпаемый простор для доведения свежеиспеченного увлечения до совершенства. Казимир вырезал свистульки в виде птиц, ложки, кружки, тарелки, навершия для дорожного посоха, словом всё, что душе было угодно.

Очередной неистовый порыв ветра заставил ставни рассерженно трепетать, а внутрь помещения коротко пахнуло морозной свежестью. Ведун раздражённо покосился на оконце с дрожащими ставнями, слегка покачав головой.

— Всё-таки надо заколотить их изнутри, — медленно произнёс он, не открываясь от работы. — Если ночью распахнутся, я задубею быстрее, чем ты успеешь вскипятить воду.

— Ежели тебе для того, чтобы чувствовать себя спокойно надобно вбить во что-нибудь гвоздь, — сварливо отозвалась изба, — могу предложить прогуляться, да остудить буйну головушку. — После чего добавила и вовсе грозно. — Погода сейчас подходящая!