«Пускай сами разбираются, — думал он, лихорадочно разбирая повозку. — Быстрее, только быстрее, остальное сделаю я».

Разведя три костра, Казимир наполнил котлы снадобьями и принялся вываривать зелье. Он был полностью погружён в работу, не обращая на викингов внимания. Медленно растирая в ступке травы, он скрупулёзно изучал полученную кашицу, осторожно добавляя в кипящую воду. Надрезая ягоды, следил за тем, чтобы в варево попадал лишь сок, дотошно выжимая их до капли. Когда выдавалось время отвлечься, справлялся о запасе дров, всякий раз напоминая о необходимости его пополнения. Викинги не очень-то радовались тому, что попали в подчинение странного худосочного парня, который творит какую-то мерзкую «колдотню», как говорили они, но всё выполняли в точности, как требовал ведун. А Казимир настолько погрузился в родную стихию, что работал не покладая рук.

По мере того, как натягивались палатки, а в землю заколачивались заострённые частокольные жерди, ведун приступил к возведению собственной зашиты. Бычьи берцовые кости он закопал вокруг лагеря таким образом, чтобы образовать ими круг. Два бараньих черепа подвесил на деревья, один смотрит на север, второй на юг. Рыбьей чешуёй он отсыпал границу временного лагеря, наступать на которую варягам строго-настрого запретил.

— Если мы прогневаем речных духов, они не решатся перейти линию. — пояснил он для второго викинга, который говорил на русском.

Ёрунд молча выслушал и ничего не возразил, однако по его лицу было видно, что тот не прочь бы уже кого-нибудь прогневить, да и укокошить. Вдалеке всё отчётливее слышался гвалт битвы, то и дело трубили в сигнальный рог, громыхали удары камнемётов, словом, люди проводи время с пользой, а не возились с каким-то спятившим ведуном. Казимир же заканчивал с первыми тремя котлами, сняв их с огня и оставив пока «отдыхать». Следующие три тотчас взгромоздил на костры, которые непрерывно подпитывал поленьями, и продолжил промысел. Когда новая порция зелья поспела, началась самая трудная часть работы. Вливать зелье в оскудевший ручей, который непрестанно откачивали варяги, нужно было очень медленно, так, чтобы хватило до остывания следующих котлов и так далее… дня три… если не больше.

Наступила ночь, а Казимир уже был измотан донельзя. Руки налились свинцом и не слушались, пальцы утратили чувствительность, он то и дело ошибался, резался, но упрямо делал свою работу. Даже викингам было проще, те быстро смекнув, что сумасшедший ведун не шутил, и трудиться придётся очень долго, поочерёдно отдыхали, сменяясь по команде Свенельда. Казимир жутко хотел спать. Временами ему казалось, что он уже не понимает, что делает, но руки сами выполняли пусть и однообразную, но тяжёлую работу. Вдруг, его словно водой окатили. На миг стало холодно, и нервная дрожь пробежала по позвоночнику, затихая в макушке. Ведун резко вскинулся, вращая головой, но вокруг стояла глубокая и, казалось бы, тихая ночь. Ничего не видать, хоть глаз выколи!

— Свенельд, — тихо позвал ведун, стараясь говорить спокойно.

Викинг возник из темноты, словно призрак. Казимир тотчас увидел, что он сжимает в руках свой огромный топор. Кажется, воин тоже учуял подкрадывающееся лихо.

— Мы здесь не одни, — одними губами, прошептал ведун. — Поднимай людей, только без резких движений.

Нурман кивнул и исчез во мраке. Казимир продолжил вываривать зелье, делая вид, что ничего не произошло. Правая нога стучала от страха, он едва не падал, то и дело поскальзываясь.

«Ни на что не обращай внимания, — твердил он себе. — Ты делай свою работу, а они будут делать свою».

Но цепкие пальцы страха, уже впились в его сердце, всё глубже и глубже проникая в сознание. Казалось, что с каждым мигом уверенность улетучивается… Будто, обожди ещё чуть-чуть и всё… он бросится бежать… или закрыв голову руками, бессильно упадёт наземь. Рука метнулась к костяному кинжалу, висящему на шее под рубахой.

«Вонзить себе в горло и всё, — шептал его, но какой-то иной, искажённый голос. — Не будет страха и боли! Всё уйдёт прочь! Останется мягкая тьма!».

На силу уняв всколыхнувшее разум желание достать кинжал, ведун понял, что ждать более уже попросту опасно. Пальцы в миг развязали тесьму на одном из поясных мешочков, на ладонь просыпался мельчайший, словно пыльца, порошок. Не помня себя, Казимир с криком швырнул содержимое руки в костёр, прикрыв глаза. Пламя взметнулось ввысь, опаляя нижние ветви деревьев, которые тотчас загорелись. Пляшущие лучи света выхватили из тьмы пять силуэтов, хищно подкрадывающихся к лагерю… пять взъерошенных рысей с клыками, что торчали из-под верхней губы у каждого порождения ночи, что добрый кинжал… Кони в исступлении забились, заливаясь ржанием, в безнадёжных попытках вырваться они тянули перевязанные поводья в разные стороны, судорожно вращая наполненными ужасом глазами.

Рыси прыгнули одновременно, врываясь в лагерь, будто ураган. И Казимир готов был поклясться, что всякая рысь преодолела саженей пять, распластавшись, перелетая частокол. Сверкнули мечи, с хищным воем рассекали ночь топоры, истошные вопли и полнящиеся яростью крики наполнили лесное забвение яростью скоротечной битвы. Викинги рубились отчаянно и бесстрашно. Двух кошек в миг насадили на копья, но те ещё долго жили, пытаясь дотянуться до людей огромными лапами. Одному нурману не повезло, прыгнувшая ему на спину рысь, в мгновение ока оттащила того за границу света, где освежевала до того, как подоспела подмога. Ещё одну кошку ранили, но та успевала выскочить.