— И не пытайся меня разжалобить, — продолжал рубить Огнедар, заметив слёзы. — Поди прочь, русалочий вымесок! — взревел дед и оттолкнул бывшего ученика от себя.

Толпа поддержала ведуна одобрительным гиканьем. Тело взметнулось вверх, уносимое к реке. Казимир трясся от страха, понимая, что вот-вот окажется в воде. В ушах стучали барабаны, и он даже не сразу понял, что это селяне в такт притопывают, провожая его на казнь. Было очень страшно и в тоже время обидно. За что? За какое зло, они платят ему смертью? Оглушительный грохот и… удар.

Голова канула в холодную гладь реки. За ней плечи, грудь, живот, ноги. Время словно замедлилось или вовсе остановилось. Казимир раскрыл было зажмуренные глаза и понял, что тонет. Его благосклонно принимала холодная тьма бурлящего потока. Сердце застучало с неистовой прытью, руки напряглись, силясь порвать верёвку. Нет, тщетно, путы держали на совесть.

«Вот и всё, — подумал Казимир, глядя как приближается дно. — А я на тебя понадеялся… Дурак».

Речной песок коснулся лба. В белоснежные волосы вплелись водоросли. Мимо задорно сновали рыбешки, удивлённо поглядывая на бледного и столь неожиданно гостя. Казимир дёрнулся, пытаясь их отогнать, словно то навязчивые комары, как вдруг понял… Он может дышать… под водой! Не веря себе, делая вздохи вновь и вновь, парень не захлёбывался. Казимир некоторое время смаковал новые ощущения, а потом начал от души хохотать. Изо рва вырывались пузырьки воздуха, голоса не было слышно, но это не было важно. Он будет жить! Конечно, он всё ещё был связан, но теперь то казалось лишь досадным недоразумением. Он будет жить.

Повозившись немного, парню удалось перебросить стянутые за спиной руки перед собой. Речное дно хранило множество подходящих к случаю предметов, и вооружившись надломленной раковиной моллюска, парень принялся перепиливать верёвки.

В голове мелькало множество мыслей, одна шальнее другой. Хотелось выбежать на противоположный берег и крикнуть им что-нибудь. Но Казимир подавил в себе эти желания. Наставник спас его. Спас уже не в первый, но точно последний раз. И это было ценней всего на свете. Конечно же, Казимир хотел, чтобы его приняли. Естественно, что он тосковал, будучи всеобщим изгоем. Но больше всего на свете, он ждал одобрения именно его — старого богатыря, ведуна, который сам научился всему и передавал свои знания из уст в уста. Он всё-таки поверил ему и в него.

Однако же пришлось изрядно потрудиться, покуда злополучные верёвки выпустили несостоявшегося утопленника. Постояв миг в растерянности, парень зашагал прямо по дну, а затем поплыл, толкая тело вперёд размашистыми гребками. Плыть против течения было тяжело, поэтому ведун двинулся по течению, не слишком то раздумывая куда податься после. Поначалу следовало оказаться как можно дальше отсюда. Ощущение времени быстро растворилось в бегстве. Он нервничал. Сколько еще продлится Огнедаров заговор? А ну как он в любой миг хлебнёт студёной водицы, да окочурится? И всё-таки Казимир проплыл версты четыре, прежде, чем решился выйти на берег.

Тяжело выполз на траву и замер, жадно хватая воздух, как загнанная лошадь. Оглядевшись по сторонам, он понял — уже вечереет. Красный солнечный лик медленно полз по небосклону, метя в тёмные воды только выпустившей Казимира из объятий речки. Зачарованно следя за светилом, ведун лежал без движения, жадно дыша. Откуда не возьмись, появились лебеди. Белоснежные и важные птицы, царственно нежились в золотистых отблесках уходящего дня. Их было лишь двое, они плавали неспешно, повторяя движения друг друга как отражения. В какой-то момент их длинные шеи перекрестились, головы смотрели в разные стороны. Красно солнышко опустилося аккурат по центру меж ними и вспыхнуло… Казимир выпучил глаза, не веря себе. На небосклоне на какой-то краткий, ничтожный миг… вспыхнул символ — Чур! Миг был скоротечен, как само время, но столь же величествен и полон стати. Казимир мог бы поклясться сто крат, что знак Чура повис над рекой тогда… для него.

Он так и сидел на берегу, покуда уставшая голова не мотнулась сама собой в сторону, увлекая истерзанное тело. Конечно, следовало отойти от реки подальше. Мало ли что. Но молодой ведун устал, как никогда прежде. Две ночи к ряду не дрыхнуть, такое не каждый сдюжит. Казимир спал неспокойно, но в тоже время беспробудно. Постанывая, что-то бормоча, часто ворочаясь, он провел свою первую ночь в изгнании. Утро показалось новым рождением, покуда не захотелось есть. Покумекав, что будет лучше, если он уйдёт как можно дальше, Казимир побрёл прочь, не разбирая дороги. Голова очистилась от лузги и пыли, тело отдохнуло. Ноги, словно не ведающие усталости, несли его в далёкие дали, в которые ученик ведуна раньше не заглядывал.

То и дело Казимир останавливался, чтобы осмотреться. Впервые в жизни, он чувствовал себя в лесу не в своей тарелке. Прежде за спиной всегда лежала дорога обратно к родной деревне, теперь же он был по-настоящему один супротив всех и вся на белом свете. Сверху послышалась отдалённая перекличка. Подняв голову кверху, ведун пару журавлей, летящих над лесом, словно ему путь указывая.

«Я понял, родимые. Иду».

Первая деревня повстречалась на четвёртый день пути. Она была небольшой всего три дома. Казимир знал кто здесь живёт — семья охотников Ратибора Весёлого. Парень поспешил проскочить мимо незамеченным, едва завидев крыши домов. Ратибор носил много прозвищ. Среди них еще значились Удалой, Лихой, а также Шальной. Все они весьма красноречиво описывали нрав главы семейства, как, впрочем, и его сыновей и даже дочерей. Разум подсказывал, что надо идти дальше. Его словно что-то вело. Зов, ни то мечта из прошлого, о которой ведун позабыл. Дом Ратибора остался позади.

«Нет, не сюда меня ведёт чутьё, — думал Казимир, уверенно шагая дальше. — Кабы знать, куда? Не ведомо, но ещё далече».

Хоть путь дорога и вела в никуда, а ноги шагали будто сами собой, живот требовал жертву. Приходилось ломать голову, как бы не сгинуть с голодухи. Еды очень не хватало. Эх, кабы взять ему хоть узелок какой с собой, сухарей тех же, кабы не гнали в шею, да на убой топить… Но по известным причинам ничего с собой ему Огнедар не выдал, а есть, ой как, хотелось. Казимир питался в основном грибами и кореньями. Бывали дни, когда приходилось топать впроголодь. Бить дичь Казимир был не приучен, да и не любил. Когда не хватало ягод или грибов, он перебивался зелёными еловыми шишками и одной водой. Когда удавалось собрать что-то про запас, непременно зажаривал до румяной корочки все свои находки, разводя костёр на ночь.