– Херефорды по-прежнему остаются одними из самых богатых и уважаемых семей в Империи, – мягко пояснила она. – Если это хоть немного тебя утешит.

Это действительно утешало.

– Спасибо, что поделилась. Такие новости сюда не доходят. В основном, только клановые сплетни и крестьянские попойки.

Ванесса издала смешок. Он посмотрел в её серебристые глаза. Они мерцали, как маленькие бриллиантовые серьги в её ушах.

– Мы больше не называем их крестьянами. Полагаю, для тебя это не должно иметь большого значения.

Он усмехнулся.

– Верно. Как ты сказала, ваш век более просвещённый. – Джон уже собирался расспросить поподробнее, но Ванесса принялась расхаживать по комнате, словно что-то обдумывая.

– Значит в Шотландии не осталось даже твоих останков. Я всё ещё нахожу необычайно странным, что твои кости покоятся в склепе Де Лоров, а душа почему-то мается именно здесь. Ты посещал этот трактир перед смертью?

– Нет.

– Может, ты убил предыдущего владельца на войне?

– Нет. Я уверен, что моё заточение как-то связано с Кэрри Питагоуэн и её проклятием. – Джон уже давным-давно прокручивал в голове эту мысль, и ему не очень-то хотелось ещё и обсуждать её с Ванессой. – Ты случайно не знаешь каких-нибудь ведьм, которые могли бы его снять?

Она проигнорировала его саркастический вопрос.

– А что насчёт её Комнаты скорби?

При упоминании комнаты он замер.

Расхаживая возле кровати, Ванесса продолжила рассуждения:

– Я спросила Бесс, и она мне рассказала, что Кэрри ходила на якобитские поля сражений и собирала вещи, особенно те, что принадлежали английским солдатам. Я заметила, что у тебя нет ни сабли, ни шляпы, ни медалей на мундире. – Остановившись, она повернулась к нему и подняла вверх ладони, этот жест мог заставить весь мир замереть в ожидании её следующей фразы. – Джон! Что, если она забрала твоё кольцо?

Господи, Ванесса произвела на него неизгладимое впечатление. Она пробыла здесь всего пять минут и уже раздобыла информацию, которую Джону десятилетиями не удавалось подслушать.

– Я не сомневаюсь, что после битвы мой труп обобрали голодающие, разъярённые горцы. Но я обыскал Комнату скорби. Там нет ни одной моей вещи.

Джон совершил много отвратительных поступков в своей солдатской жизни и за короткое время пребывания на посту наследника графского титула, но что могло быть хуже, чем стереть воодушевлённое выражение с доверчиво обращённого к нему личика Ванессы Латимер.

Тем не менее, он видел, что она не сдалась, шестерёнки в её неугомонном, пытливом мозгу не прекращали вращаться.

– Можешь отвести меня в эту Комнату скорби?

– Конечно. Правда, она совсем близко. – Он указал на огромный шкаф, такой же высокий, как сам Джон. – Питагоуэны спрятали дверь за ним.

Ванесса обошла шкаф, присматриваясь к нему с разных сторон и по привычке постукивая себя пальцами по подбородку.

– Не знаю, получится ли у меня его сдвинуть.

Джон тоже не знал, поэтому ему придётся постараться.

– Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебе помочь.

Явно приободрившись, Ванесса одарила его ослепительной улыбкой, от которой в душе Джона вспыхнул радостный огонёк, а затем, упираясь ногами в пол, прижалась спиной к шкафу и навалилась на него всем своим весом. Махина нехотя сдвинулась, но не больше, чем на дюйм.

Джон присоединился к Ванессе, навис над ней и упёрся руками в шкаф по обе стороны от её головы. Если бы в комнату сейчас вошли, то решили бы, что они собираются поцеловаться.

Или только что закончили.

Словно прочитав мысли Джона, она опустила глаза на его рот и провела кончиком языка по своим губам.

Джона пронзило вожделение, и он прикрыл глаза.

– Чёрт возьми, Ванесса. Толкай.

Под их совместными усилиями шкаф поддался. Джон практически отскочил от Ванессы и удалился в противоположный конец комнаты.

Джон давным-давно не оставался так надолго в мире живых. Это его утомило. И ослабило во многих отношениях.

И в первую очередь пострадало его самообладание, которое с одной стороны было божественным даром, а с другой — сущим проклятьем.

Усилием воли Джон погасил в себе разгорающуюся страсть и приказал сердцу, которое снова начало биться, остановиться. Он велел своей душе перестать тосковать. Тосковать по тому, что не должно и не могло случиться.

– Ты потратил много сил? – подметила Ванесса.

Джон посмотрел на своё тело и отметил, что оно стало бледнее, прозрачнее, а контуры размылись.

– Со мной всё будет в порядке, – вздохнул он. – Однако надеюсь, ты извинишь меня, дверь я открыть не смогу.

Ванесса взяла с буфета одну из масляных ламп и толкнула дверь, которая оказалась не выше посудного шкафа. Даже такой миниатюрной девушке, как она, пришлось пригнуться, чтобы пройти через дверной проём.