— Не думаю, — быстро пробормотал Аламир — и как-то неуклюже поежился, точно пытаясь отодвинуться еще дальше в тень.

Саруман перевел дух. Следовало бы, наверное, поджать губы, скрестить руки на груди и многозначительно помолчать — но гнев и обида неодолимо бродили в нем, распирали изнутри и яростно лезли наружу, будто подошедшее тесто из чересчур тесной кадушки.

— Что ж. Ладно. Не буду кривить душой и утверждать, будто пекусь о вас единственно из добросердечия и душевного благородства, на самом-то деле я просто хочу упрочить в глазах орков свое положение, доказать востребованность и добиться кое-какой свободы и привилегий. У меня есть некоторые основания верить, что в ближайшее время произойдёт нечто такое, что, я надеюсь, позволит нам всем — слышите, всем! — наконец сбросить оковы и вырваться из-под постылого орочьего ига. И если бы вы взяли на себя труд хоть немного пораскинуть мозгами, то поняли бы, что лучшее, что вы сейчас можете сделать — это держаться тише воды ниже травы, чтобы позволить свершиться неизбежному… Пёс побери! Цель уже настолько близка, что было бы досадно упустить подходящий шанс именно сейчас — из-за мелочных крысиных происков какого-нибудь завистливого болвана!

Он умолк в полной тишине, прикусив язык, зная, что и без того наболтал куда больше, чем требовалось бы, спрашивая себя: не лучше ли было держать все свои надежды и чаяния при себе? Впрочем, Бык и компания тоже долго не издавали ни звука, их лица были скрыты густой ночной темнотой.

Эотар украдкой огляделся.

— Ишь ты! Неизбежное, значит, должно свершиться? Твоими бы устами да мед пить, — с непонятной интонацией произнес он наконец, понизив голос почти до шепота. — Только непонятно, на что ты рассчитываешь, Шарки? Сбросить постылое иго… Это как? Поднять бунт, что ли? Ничего не выйдет, даже если не вспоминать про ошейники… Люди слишком вымотаны и измучены, чтобы наравне биться с орками. Да и оружия у нас нет никакого, кроме камней…

Саруман с неохотой разжал губы:

— Я говорю о помощи извне.

— Извне? Откуда? Тут на многие мили вокруг безлюдье, пустоши и дикие земли…

— Не совсем. Эльфийская страна, Лориэн, расположена менее чем в десяти милях к югу отсюда.

— Эльфы? Ты знаешься с эльфами, Шарки? — Эотар вдруг рассмеялся: с горечью и одновременно с облегчением, как будто решил для себя какой-то занимавший его вопрос. — Ну-ну. А какое им до нас дело?

— Может, и никакого, — сухо, сквозь зубы процедил Саруман. — Но эльфам ведомо многое из того, что происходит за границами их земель, да и соседние рубежи они без внимания не оставляют — а это дает мне некоторые основания надеяться… Надежда, как всем известно, умирает последней.

На этот раз молчание было еще более долгим.

Вот оно что… Эльфы, значит, замаячили в тумане? Старый сыч Шарки, несомненно, был человеком со странностями — но неужели он действительно водит знакомство с жителями этого загадочного, невидимого и незнаемого Лориэна и надеется на помощь надменного и устранившегося от мирской суеты лесного народа? Или все это — лишь результат самовнушения, зыбкий плод его воспаленного старческого воображения и безумных фантазий? При всей его чудаковатости и склонности к причудам Шарки впечатления блаженного или впавшего в скудоумие, безусловно, не производил, и все же… Эотар, Бык и Аламир украдкой переглянулись, безмолвно сходясь в одном — он, этот хитрый и ушлый старикан, без сомнения, темная лошадка.

— Какого лешего мы должны тебе верить? — проворчал Бык. — Насколько у тебя голубая кровь, чтобы знаться с эльфами, нам неведомо, а вот то, что ты — плут, проныра и отъявленная сволочь, по всему видать.

Саруман пожал плечами.

— Да мне, собственно говоря, плевать, что вы там обо мне думаете. И я искренне надеюсь, что вам точно так же плевать на то, что я думаю о вас.

— Дело даже не в том, верим мы тебе или нет… но эльфы по своей природе не очень-то жалуют людей, вот оно что, — помолчав, рассудительно заметил Эотар. — Они всегда были сами по себе, до прочих народов им дела нет… даже если они вдруг обнаружат орочий отряд на берегу Андуина, то чего ради станут из-за нас суетиться? Глупо рассчитывать на их помощь… Они не придут.

— Поживем — увидим, — сдержанно отозвался волшебник. Он по-прежнему сильно жалел о том, что так неосмотрительно, ни с того ни с сего распустил язык и выложил как на духу все свои помыслы — впрочем, сказал он себе, сейчас это все одно уже неважно. Своих собеседников он видел насквозь, видел, как сначала они были поражены странными сарумановыми чаяниями, даже ошеломлены — потом удивление сменилось сомнением, недоверием и наконец переросло в нескрываемую насмешку. Кажется, один только Эорлим принял слова мага всерьез и возгорелся надеждой — глаза парня возбужденно, лихорадочно блестели, он сидел, вытянув шею, грызя кончик ногтя, потный, взволнованный и взъерошенный, точно мокрый цыпленок. Но усмешка Быка, видимо, заставила его устыдиться детской веры в сказки об эльфах, он сердито отвел взгляд и опустил глаза — уж что-что, а развенчивать наивные беспочвенные мечты и разбивать в прах хрупкие воздушные замки Берт Кривозуб был мастак.

* * *

До Каменного Моста оставалось несколько миль. Андуин был близок: согласно подсчетам Каграта, отряд должен был оказаться на берегу реки нынче же к вечеру, буквально через несколько часов.

Вот только погода не желала подстраиваться под замечательные и далеко идущие кагратовы планы. С севера наперерез отряду внезапно выдвинулась жуткая иссиня-черная туча, густая и плотная, точно скроенная из войлока. Она разом поглотила блекло-голубое, тускло поблескивающее, как жемчуг, небо, в считанные минуты заполнила собой весь горизонт, вывалилась из-за ближайшей рощицы, точно из засады, опустилась прямо к непокрытым головам пленников и разразилась потоками ледяной воды… И люди, и орки оказались насквозь мокрыми прежде, чем поняли, что, собственно, происходит; только что они изнывали от иссушающей, хватающей за горло липкой жары, а теперь зуб на зуб у них не попадал от невозможного холода. Злорадно загрохотал гром… Дорога нырнула под сень небольшого леса, но и кроны деревьев не спасали от льющихся с небес неиссякаемых струй; вокруг, хотя до заката было еще далеко, сгустилась темнота, которую время от времени распарывали вспышки молний, выхватывая из мрака картинки окружающей обстановки, будто украдкой сделанные зарисовки таинственного лесного быта. Пуща молчала — унылая, сникшая, избитая бичами дождя; на старой дороге, ведущей к Каменному Мосту, которой, видимо, не так уж часто пользовались, заблестели зеркальца луж; глинистый грунт быстро развезло от проливного дождя, и на колеса повозок и ноги идущих людей начали налипать вязкие комья грязи…

Но где же эльфы?

Саруман украдкой присматривался к темной стене деревьев, пытаясь проникнуть взглядом сквозь серую дождливую мглу и угадать присутствие (или отсутствие) лориэнского воинства, но его магическое чутьё молчало, наглухо забитое чарами ошейника, а разглядеть что-либо сквозь унылую серую пелену дождя не представлялось возможным. «Проклятие! Где же они? Где? — скрипя зубами, спрашивал себя волшебник, бросаемый от надежды к отчаянию, костеря на чем свет стоит и орков, и темноту, и дождь, и мучительную неизвестность. — Явятся они или нет? Река уже близко… Чего они ждут? Начала переправы? Темноты? Этот напыщенный индюк Келеборн мог бы послать мне с Гархом хоть какую-нибудь весточку! Или Гарх нынче слишком слаб для дальних перелетов? Или он… и вовсе до Лориэна не добрался?»