Шрифт:
«Быстро, однако, сменил виноватое лицо на эту хамоватую улыбку», — молча закатываю глаза я и сую ноги в ботинки.
— Ань, ну перестань уже, хватит, — подходит ко мне Румянцев. — Ну что ты как маленькая, а? Ну… Ну да, ну изменил. С кем не бывает.
Опустив голову, глубоко вздыхает.
— Пьяный был. Дурак. Сам себя за это проклинаю. Ну не рушить же семью из-за этого, верно? — Он поднимает на меня взгляд и виновато улыбается. — Вспомни, как мы счастливо жили раньше, Анют. Давай сядем, поговорим обо всем, как взрослые люди. Ну зай… — сюсюкает он. — Ну чего ты, ну?
«Слезу еще пусти», — молча усмехаюсь ему в лицо.
Он с примирительным видом разводит в стороны руки.
«Хочет обнять? — Я в шоке вскидываю брови. — Серьезно?»
Да ни за что на свете. Это тоже самое, что я обниму пламя. Внутри и без того все полыхает, стоило только ему приблизиться.
Я кривлю лицо от запаха перегара, и отстраняюсь от него.
— Иди, проспись! — рявкаю я и закидываю на плечо сумку.
Перед тем, как открыть дверь и выйти, добавляю:
— Все что, ты купил в эту квартиру — забирай! Мне чужого не нужно. А ты отныне для нас чужой. И не забудь занести ключи соседке. Завтра приеду и проверю, здесь ли ты. И если не уедешь, клянусь, вызову полицию!
— Значит, не к бабушке собралась? — быстро смекает он, учитывая, что от бабушки сюда не накатаешься. — Тогда куда собралась? — хватает он меня за локоть и в этот момент во мне взрывается снаряд.
Я резко отдергиваю руку, толкаю его в грудь и кричу, что есть мочи:
— Куда я поеду, с кем я поеду, когда вернусь — не твое теперь дело, Румянцев! У нас с Даней отныне своя жизнь и тебя она больше не касается! И не надо пугать меня, что твоя мать напакостит с опекой, этот шантаж уже неактуален! Советую оставить в покое свою почти бывшую неполноценную жену, которая одевается как подросток и выглядит как чучело! — И, смерив его брезгливым взглядом, поворачиваюсь и открываю дверь.
— А мне что теперь делать, Ань? Как я буду без вас?
Сжимаю пальцами дверную ручку, в этот момент в голове вертится все, что я от него натерпелась в последние дни и процеживаю сквозь зубы:
— Повесь на свое достоинство медаль «За жизнь в муках с неполноценной женой», — повернув голову к плечу, добавляю: — И еще одну: «Переспал с подругой жены в ее день рождения». И гордись ими всю жизнь, Румянцев! Гордись и рассказывай всем кому не лень о своих заслугах!
Я выхожу на площадку и захлопываю дверь так сильно, что по всем этажам отскакивает эхо.
Нажимаю кнопку лифта, убираю прилипшие к лицу волосы, стараюсь привести себя в чувство, и тут дверь квартиры распахивается и ударяется о соседскую дверь. Румянцев, не обращая на это внимания, подлетает ко мне.
— Это его джип стоит у подъезда? Его, да? — сжимает он кулаки.
Я машинально втягиваю голову в плечи, кажется, вот-вот он меня ударит.
— Чего молчишь? — краснея от ярости, кричит он. — Ты теперь с этим богатым мажором трешься, так? Вот куда ты поехала?
В этот момент на площадку выбегает соседка, возмущенным взглядом осматривает свою дверь.
— Здесь царапина! — тыкает она пальцем в небольшую потертость. — Дверь же совсем новая, вы что творите?
Женщина смотрит на нас округлившимися глазами, Максим подходит к ее двери, чтобы оценить масштаб бедствия, а я, пользуясь случаем, вбегаю в открывшиеся двери лифта и пять раз нажимаю на кнопку первого этажа.
— Давай же, закрывайся! — нервно тороплю я, но в последний момент в дверях встает босая нога Румянцева.
Он морщит лицо от боли, двери лифта едут обратно, Румянцев заходит в него и, наклоняясь к моему лицу, прищуривается.
— Давай-давай, иди к нему, Павлова. А я, пожалуй, съезжу кое-кого навестить, — произносит он и вниз моего живота падает булыжник.
Сглатываю ком в горле и почти беззвучно шепчу.
— Ты не посмеешь… Ты ни за что не сделаешь этого…
— У тебя есть выбор, Анют: либо остаешься здесь, либо меня уже ничто не остановит.
Глава 18
Аня
На подкошенных ногах выхожу из лифта, касаюсь ладонью стены и через секунду оседаю на пол.
Слезы душат, в груди слабо трепещет сердце, а в голове круговорот слов Румянцева:
«Кто пропихнул бабулю на операцию вне очереди? Не моя ли сестра? Пожалуй, позвоню Свете, скажу, чтобы Софию Андреевну поставили в общую очередь», — троекратно звучит в голове.
«А еще навещу старушку и за чашечкой ее вкусного ромашкового чая поведаю, как живут ее любимые внученьки. Думаю, она не сильно обрадуется, узнав, что Ксюшенька родила, бросила ребенка, и отправилась в тур по городам».
Закрыв руками лицо, громко всхлипываю и представляю, что будет с бабушкой.