Шрифт:
– Простите...
– За что? Думаешь мне есть дело до твоей жалости, наивная ты девчонка? Я сам погубил свою семью, я просто не мог поступить иначе... и не раскаиваюсь в этом.
– Вы лжете самом себе, си-лор. Вы вечно лжете самому себе.
Пусть в свечах Эйнар и использовал легкий, почти безобидный аналог того же артефакта, благодаря которому выведал имя у «крысы» Воронов, пусть платок, который он с издевкой подарил печальной Рейне на второй день, укреплял чувства, пусть сам Эйнар был почти что совершенным (почти – это для реализма, ведь совершенного совершенства - не бывает) персонажем ее идеальной истории… но он и подумать не мог, как все легко и гладко пройдет.
Рейна влюбилась по уши уже на третий день. Влюбилась, но приятно удивляла выдержкой и просто молча наслаждалась страданиями и терзаниями, продолжая вести себя сдержано. Просто разговаривала, все выпытывала у своего похитителя мечты и разочарования, истории из детства и недавние, столь горькие, победы, пытаясь проникнуть в саму душу Авеля, оправдать для себя все его злодеяния.
Эйнара даже немного пугало насколько она, искренне считая себя добрейшим и справедливейшим человеком, готова была оправдать любую мерзость – и интриги, сгубившие целые семьи, и убийство родного брата с его женой, и насилие над бестолковым, но славным племянником… Последнее сложно было не удержаться и не выдумать, не посмаковать, искренне забавляясь. Эйнар без труда сдерживал смех, рассказывая эти «тайны», он так входил в роль, что сам почти верил.
А вот Рейне было не до смеха. Рейна даже была очаровательна в своей искренности. Разговоры закончились еще на прошлой встрече, когда после очередного обмена насмешливыми приветствиями, похититель и его жертва неловко замолчали, борясь – кто по-настоящему, кто притворяясь, дела ради – со своими чувствами. И Рейна первая – такая храбрая... или же развратная девочка – решилась. Ласково провела ладонью по щеке мужчины, и тот встрепенулся, испугался, разозлился, схватил её почти больно за руки и впился в нежные девичьи губы страстным, жарким поцелуем.
Этот поцелуй Эйнар, перебарывая неприятие, долго репетировал с Мэри – для убедительности.
Сегодня Рейна жаждала продолжить общение в том же духе, потянулась к Эйнару – утешить, должно быть, захотела, или таким замысловатым образом убедить гордого си-лора в том, что он на самом деле раскаивается в своих прегрешениях. Но у Эйнара были другие планы: подразнить, сымитировать тяжелые думы, наговорить гадостей о Гайнере, которого Рейна и сама в душе презирала и просто использовала... повторить в очередной раз свои злодейские планы по шантажу.
– По крайней мере, твой отец уже сходит с ума от беспокойства, – самодовольно сказал он, не обращая внимания, на выжидающую, напряженную, как струна, Рейну, но словно случайно касаясь ее прохладной, нежной руки. – Еще пара дней и он получит письмо с локоном твоих волос и сделает то, что мне нужно...
Хлоп.
Разобиженая и возмущенная лора влепила Эйнару пощечину. Ее глаза яростно горели – огонек свечи отражался.
Он не планировал сегодня вновь лезть с поцелуями или чем-то большим, хотел, чтобы ожидание Рейны продлилось дольше - так ведь еще приятней получить желаемое. Но после такой выходки выбора не оставалось.
– Глупая девчонка, - почти прорычал он, вдавливая Рейну в мягкие меха. – Ты хоть понимаешь с кем вздумала играть? Не боишься обжечься?
– С вашим ледяным сердцем вы только заморозить можете… дяденька, – задыхаясь от возбуждения, с полубезумной, такой отчаянной улыбкой на красивом, породистом лице ответила Рейна. Этот пафосная романтика с толикой ехидства чуть не избавила Эйнара от нахлынувшего возбуждения – даже то, что Рейна наивная дура, не мешало ей быть привлекательной девушкой с лучшей фигурой среди нортейлской знати, с чудесными белоснежными волосами и глазами по цвету почти сравнимыми с глазами Владычицы. Пожалуй, то, что она наивная, романтичная дура, да еще и бойкая на язык, а не просто бесчувственная ледышка, какой так старалась казаться, делало ее только лучше.
Правда, ее мазохистские пристрастия Эйнару были чужды, но он старательно делал Рейне умеренно больно – грубо кусал за шею, чуть ли не в кровь терзал ее губы, разорвал и так потрепанное зеленое платье. Рейна не менее старательно сопротивлялась – и Эйнар воспользовался пригодившейся лентой, связал ее руки над головой и подвесил за крюк в стене – из-за этого ржавого крюка, предназначенного для цепей, собственно, и был выбран именно этот дом.
От такого положения Рейна на миг запаниковала, но вскоре возбудилась еще сильнее - Эйнар стал нежен, даже сам начал получать удовольствие, лаская ее грудь… Даже с некоторым трудом вспомнил, что рано еще – секс у них будет только прощальный. И не с Эйнаром - этого ему не нужно ведь.
– Нет, – Эйнар-Авель решительно оторвался от девушки, встретился с ее затуманенным взглядом и отвел глаза. Развязал ее и молча ушел, чуть ли не выбежал, оставив потрясенную Рейну додумывать причины для такого поведения. Он не сомневался, причины эти будут для нее только лестные – недостатком самоуверенности Рейна Ранетрел не страдала.
Рикки задремал прямо на полу, Мэри что-то сосредоточенно высчитывала в своей записной книжке и не обратила на появление растрепанного Эйнара внимания. А вот Донар встретил его присвистыванием.