Джонни взял сестру за руки:

— О, Эм, он думает, что использует меня, но с сотворения мира еще не существовало такой пешки-добровольца. Шон думает, что это он мстит, но мститель здесь я!

— Что вы намереваетесь предпринять?

— Мы собираемся разорить их. Не требуй от меня подробностей, тебе лучше не знать.

— Я понимаю, почему мы с тобой ненавидим отца, но не знаю, что заставило О'Тулов возненавидеть Монтегью.

— Шон тебе ничего не сказал? — недоверчиво спросил Джонни.

— Он держит рот на замке. Когда граф Килдэрский его открывает, то либо смешит меня, либо ухаживает за мной.

Джон отпустил ее пальцы и прошелся по богато обставленной спальне. Потом, сделав глубокий вдох, он опустился в кресло напротив.

— Когда отец узнал, что Джозеф О'Тул — наследник титула и земель графа Килдэрского, он начал планировать, как бы организовать вашу помолвку. Потом он донес властям, что Эдвард Фитцжеральд — изменник, вооружающий повстанцев. Отец знал все, потому что именно он поставлял оружие. Уильям Монтегью решил избавиться от графа, чтобы в день свадьбы ты стала графиней.

Когда англичане арестовали отца Кэтлин, Джозефа и Шона отослали из Ирландии в Лондон. К моменту их прибытия отец уже знал о том, что наша мать и Джозеф были любовниками. Он взбесился. Все его гнусные планы провалились, и отец решил отомстить.

В тот самый вечер, когда братья приплыли в Лондон, он повел нас всех в бордель под названием “Диван-клуб”. Как только мы вернулись обратно на корабль, началась драка. Все это задумал отец, чтобы избавиться от Джозефа О'Тула. Джек Реймонд помогал ему. Либо один из них, либо они оба нанесли Джозефу удары кинжалом. Отец приказал подвесить братьев за большие пальцы рук. К утру Джозеф был мертв, а Шон бредил в лихорадке. Его палец почернел. Я был там, когда им пришлось его отрезать.

— Они отрезали ему большой палец? — переспросила Эмерелд, не веря своим ушам.

— А как ты думаешь, какого дьявола он всегда носит перчатки? Но это оказалось еще не самое худшее. Как только Шон пришел в себя, отец обвинил его в убийстве брата и арестовал. Потом был скорый суд Адмиралтейства, отец — председатель, Джек Реймонд — главный свидетель. Мне стыдно говорить об этом, но меня парализовал страх перед отцом, и я не выступил в защиту Шона.

Его приговорили к десяти годам в плавучей тюрьме. Это было равносильно смертному приговору. Люди не выживают в этом аду больше нескольких месяцев. Но Шон О'Тул выжил. Пять лет он прожил благодаря ненависти, а потом сбежал.

Пока брат рассказывал, Эмерелд побледнела. Она закрыла глаза, пытаясь удержать слезы. В горле у нее стоял ком, мешая дышать.

— С тобой все в порядке, Эм?

Она не смогла ему ответить прямо.

— Меня удивляет, что Шон смотрит на меня и говорит со мной, ведь я Монтегью. Как он может прикасаться к тебе? О'Тул, должно быть, очень сильно тебя любит, Эмерелд, раз пренебрег тем, что ты тоже Монтегью.

Рука Эмерелд метнулась к горлу, пытаясь облегчить боль, грозившую задушить ее.

— Он сбежал всего за пару дней до твоей свадьбы. Слишком поздно, чтобы помешать ей. Поэтому он просто пришел и забрал тебя. Законы не слишком много значат для Шона О'Тула, особенно английские законы.

— Почему ты никогда… — Ее голос оборвался, горло сдавила судорога.

— Почему я никогда не говорил тебе? Потому что я знал, что ты любишь его. Я не слепой и не глухой. Ты как-то назвала его своим ирландским принцем. Я не мог разбить тебе сердце, Эм. После того как мама уехала, твоя жизнь превратилась в несчастье, я не мог прибавлять тебе страданий.

Эмерелд хотела спросить, почему он позволил ей выйти замуж за Джека Реймонда, но было бы несправедливо обвинять Джонни. Она сама приняла решение. Господи, какое же отвращение она испытывала к своему мужу! Теперь ей стало ясно, что он женился на ней, чтобы стать Монтегью. Это имя синоним дьявола. Это ругательство. Она к этому не имеет отношения. Отныне и навсегда она Фитцжеральд.

Джонни плеснул в стаканчик ирландского виски из графина и принес ей. Эмерелд покачала головой. Она знала, что не может говорить, не то что глотать. Молча ласковым жестом она поднесла руку к щеке брата, потом запахнула поплотнее халат и вернулась к себе.

Эмерелд спокойно подошла к двери в комнату Шона и прислонилась к ней. Боль в горле захватила и ее сердце. Она видела, что из-под двери пробивается свет. Эмерелд так нуждалась в Шоне в эту минуту, как никогда в жизни, но она хотела отдавать, а не брать. Ей хотелось окружить его своей любовью, чтобы никто и никогда не смог больше причинить ему боль.

Она взглянула в зеркало и поняла, что должна привести себя в порядок. Подошла к умывальнику, налила воды из кувшина и сполоснула глаза. Потом присела на край кровати и постаралась выровнять дыхание. Если воздух не попадет ей в легкие, она задохнется. Наконец ей удалось сделать несколько прерывистых вдохов, но Эмерелд знала, что не может просто лечь спать.