Гардан полностью очнулся, когда уже летел за борт. Его обуял такой ужас, что он невольно крикнул, но тут же чуть не захлебнулся. Он с головой окунулся в волну, но быстро вынырнул, судорожно хватая ртом воздух. В двух шагах от него медленно проплывал смоленый борт корабля.

Гардан замахал руками, приблизился к борту, но уцепиться было не за что. Он бесполезно царапал смолу ногтями, силясь ухватиться хоть за что-нибудь. Волны безжалостно швыряли его, били о корпус, он с трудом выныривал, глотая воздух открытым ртом. Гардан хорошо плавал, но холодная и бурная вода перехватывала дыхание, а отчаяние и страх затуманивали мозг. И лишь одна мысль блуждала в его голове – как удержаться на плаву.

Судно проплывало мимо, показалось перо руля, и тут Гардан увидел привязанную к корме шлюпку, которая сейчас, в сумерках пасмурного вечера, прыгала по волнам.

Ни о чем больше не думая, Гардан отчаянно заработал руками и едва успел схватиться за провисавший трос. Перебирая руками, он добрался до носа шлюпки и, дрожа от напряжения и страха, весь застывший, непослушными от холода пальцами ухватился за низкий борт и перевел дух. Тут он стал мыслить более вразумительно и поспешил к корме, чтобы укрыться за ней. Ведь кто-нибудь может посмотреть, не видна ли голова мальчишки в бурном море. Его поминутно окатывала набегающая волна, он нырял, опасаясь лишь того, что его окоченевшие пальцы выпустят дерево шлюпочного борта. Но хватка оказалась крепкой. Он передохнул за кормой, отдышался и осторожно высунулся, оглядывая высокую корму корабля. И действительно увидел голову и плечи какого-то человека, смотрящего вдаль. Гардан тотчас спрятал голову за транец.

Он чувствовал, что долго так не выдержит. Тело стало совершенно деревянным и непослушным, дыхание поверхностным. Воздуха не хватало, и открытый рот постоянно хватал его жадно и ненасытно. В глазах появились цветные круги. Пришлось выглянуть снова. Ничего не было видно. Корма судна была пустынна. Гардан подождал, когда волна подбросит его повыше, и страшным усилием бросил все тело на транец. Он повис грудью, заболтал ногами и помаленьку стал перебираться внутрь шлюпки.

Наконец он оказался на дне, залитом водой. Но это было уже не так страшно. Он отдохнул с минуту и пополз к носу, где воды было поменьше.

Гардан лежал на животе, уперев голову в кулаки, стараясь не глотнуть бултыхающуюся воду. Было страшно холодно, но спина уже не мокла и помаленьку начинала отходить.

Он был уже в состоянии заметить, что волнение понемногу успокаивается, сгущаются сумерки. Наступала ночь, но еще долго будет хорошо видно, особенно если небо очистится от туч.

Наконец Гардан отдохнул настолько, что почувствовал в себе силы что-то предпринять. Волны уже не перехлестывали через борт, можно было подумать о том, как вычерпать воду из лодки. Маленькая шлюпка была двухвесельная, но весел здесь не было. Видно, их убрали из боязни, что они будут смыты в море волной, да и опасность захвата шлюпки кем-нибудь из отчаявшихся матросов вынуждала шкипера не рисковать.

Оглянувшись по сторонам, Гардан не заметил ничего пригодного для осуществления своей затеи. Оглядев судно, которое уже маячило в сгущающихся сумерках неясным пятном, то поднимаясь, то опускаясь на волне, Гардан решил сесть на банку. Это оказалось не таким уж легким делом. Все тело ныло, внутри что-то сильно болело, он весь превратился в сгусток страдания. В голове гудело, ссадины сильно пекло от соленой воды, но ничего сухого найти было невозможно.

Гардан разделся, разложил одежду по банкам, сам съежился в комок и стал лениво выплескивать воду за борт озябшей пригоршней. Это было дело неблагодарное, но ничего другого придумать было нельзя.

Когда ночь опустилась окончательно, Гардан упал на колени и стал отчаянно работать руками, пытаясь побыстрее осушить лодку и одновременно согреться. Первое постепенно ему удавалось, но вот согреться не получалось никак. Его била крупная дрожь, зубы лязгали, все тело сотрясалось и стонало. Парень решил, что ему не дотянуть до утра, и обратил свой взор к небесам, взывая к Аллаху.

Ветер стихал, но был пронзительно холодным. Гардан все больше и больше стал думать, что его конец близок. Однако тело боролось за жизнь. Он натянул на себя одежду, которая была еще очень сырой, нащупал в кармане штанов кусок забытой колбасы и с жадностью впился в нее зубами, не обращая внимания на боль в скулах и деснах. Понемногу он стал согреваться. Дрожь и озноб не прекращались, но стало как-то легче. Да и еда, хоть ее было и немного, подкрепила его силы.

Шлюпку качало нещадно, но к этому Гардан уже привык, а морская болезнь его не беспокоила. Он продолжал выплескивать воду, ее стало уже только по щиколотку. Его босые ноги окоченели, и он старался поджать их под себя. Это мало помогало. Усталость наваливалась на него, глаза сами собой закрывались, но Гардану казалось, что этого допустить нельзя. Заснуть – значит погибнуть от холода. Он крепился, покачиваясь из стороны в сторону, вскакивал, опять принимался вычерпывать воду, но это длилось недолго – снова наваливалась мутная усталость и сон.

В конце концов он перестал бороться, перебрался на нос шлюпки, где воды уже не было совсем, и устроился, сжавшись комочком и подогнув под себя ноги.

Сон одолел его сразу. Он словно провалился в бездну, и это было так приятно, что сопротивляться было невозможно.

Ему снились странные сны. Он слышал какие-то голоса, понять которые вроде и не мог, но они все продолжали и продолжали звучать, и мозг сам отлично усваивал смысл всего сказанного.