[5] Белладейя — олицетворение Смерти высокого уровня. Большое существо, парящее над землями мира Мертвых в виде призрака Гибели — одной из высших ипостасей Смерти.

Лекс с трудом представлял, зачем князю Калине понадобилось назначать встречу именноздесь. В Дейи, мире Мертвых, имелось огромное количество жутких мест, смертельно опасных, таинственных и очень необычных. Возможно, даже больше, чем где-либо еще, на любой выбор. Но место, где он сейчас находился, включало в себя все это вместе взятое, только увеличенное во много раз. Никто, кем бы он ни являлся, к какой бы расе ни относился и каким бы могуществом ни обладал на Империале, во всех его многочисленных измерениях, не хотел очутиться здесь. Даже мертвые, кто и так, по идее, уже ничего не мог бояться, боялись этого места больше всего на свете.

Мир Империала состоял сразу из нескольких измерений, связанных между собой невидимыми гранями. Между ними можно было перемещаться с помощью телепортации, но в определенных зонах. Кроме обычного мира, называемого Светлым, который считали своим домом множество рас — людей, светлых и темных эльфов, гномов, гоблинов, орков и множества других, существовали еще измерения Инферно и мира Мертвых. Огромные отдельные миры, хотя все они являлись неделимой частью Империала.

Мир Смерти поделили между собой враждующие княжества, которыми повелевали могущественные некроманты, дети Смерти. Властелины мертвых. Среди них выбирался Регент, который правил от имени самой Смерти. И существовало в этом мире одно место, где не было ничего. Даже мертвые являлись своеобразной формой жизни, точно так же, как и множество других, очень необычных существ, населяющих Империал. А в этом страшном месте властвовало абсолютное Ничто. Оно имело множество имен. Абсолютная смерть, Небытие, Мир-Забвения-Откуда-Не-Возвращаются.

Отсюда никто и никогда действительно не возвращался. Именно сюда попадали те из мертвых, кто уничтожался окончательно. Это смерть Смерти. Умершего можновоскресить, мертвого — снова призвать к жизни. Отсюда же не было возврата. Это истинный конец пути. Любой формы жизни на Империале.

И именно здесь и назначили встречу Лексу, могущественному оборотню, который сменил на своей памяти не один век. Когда-то он служил князю Калине, потом Регенту, а потом отошел от дел, потеряв ко всему интерес, и стал наемником. Определенно есть минус в долгом существовании. А Лекс жил очень долго.

Князя Калину считали безумцем, но он всегда оставался сам себе на уме, и никто и никогда еще не смог разгадать его планов. Сколько его знал Лекс, князь никогда не шел грубо, напролом. Не вел кровопролитных войн, не участвовал в подковерных интригах. Он всегда действовал малыми силами, совершая точечные удары, логика которых зачастую казалась совершенно не понятной, но при этом неизменно достигал задуманного результата — в отличие от своего сводного брата — князя Ирритройи. Вот тот был страстным любителем повоевать. Очень сильный некромант, специализирующийся на поднятии мертвых, он враждовал со многими в Дейе[1], люто ненавидел своих братьев и еще больше ненавидел весь Светлый мир.

В данный момент сей князь вел затяжную войну с могущественным Арденским королевством людей, самым сильным среди всех Закатных королевств. И по всем сведениям, только что потерпел, видимо, решающее поражение в битве при Альме.

И Лекс сейчас прикидывал, каковы шансы на то, что его вызов князем Калиной связан именно с этими занимательными событиями.

В Небытие не существовало определенного пейзажа. Все вокруг время от времени менялось, приобретая те или иные формы, существующие или существовавшие когда-то на Империале. Причем оставалось тайной, когда и по каким причинам это происходит. Просто один пейзаж сменялся другим, а все, что было раньше, безвозвратно исчезало. Сейчас Небытие имело очень подходящий вид гигантского кладбища, освещенного тусклым светом луны, пробивающимся сквозь серые, медленно плывущие по небу облака, похожие на жутких белладеев. Только самоубийцы решались заходить далеко вглубь этого места, так что никто не имел понятия, насколько оно обширно и имело ли вообще хоть какие-то границы. Лекс сильно подозревал, что саму возможность здесь бывать и созерцать Абсолютную смерть наверняка давали им с умыслом — напомнить о бренности существования. Даже мертвым.

Сейчас он находился как раз на границе, разделяющей привычный мир Дейи и Небытие, прислонившись могучим плечом к холодному камню ближайшего склепа, и ждал. Князь Калина не опаздывал, просто это он пришел раньше, чтобы осмотреться. Все же в Небытие приходилось бывать, мягко говоря, нечасто. Долгая военная карьера научила его всегда все контролировать, а знание обстановки могло дать очень многое.

Природное любопытство взяло верх, и оборотень поскреб когтем о поверхность склепа. Глаза ему говорили, что перед ним всего лишь какой-то камень, однако полное отсутствие запахов настораживало. Даже камень, несомненно, имел запах, особенно для сверхчувствительного носа оборотня. Острый коготь не оставил на его поверхности даже царапины, хотя явно ощущал шероховатость камня под собой. Лекс задумчиво почесал рукой нос. Он любил принимать человеческую форму, ибо провел много лет своей жизни в Светлом мире и лишь во время боев оборачивался в звериное обличье. Впрочем, ничто не мешало в любой момент вызвать мутацию и изменить свое тело по желанию. Могущество Лекса позволяло делать то, что не было доступно иным его собратьям.

Он удлинил коготь на указательном пальце, превратив его в совершенное оружие, способное резать даже сталь, и повторил эксперимент на камне склепа. И снова ничего. Будь это действительно обычный камень, он просто распорол бы его, но ничего подобного не произошло. Лекс вернул руке привычный вид, и собирался было впасть в глубокую задумчивость по поводу продолжения эксперимента, но его прервало появление нежданного гостя.

Стремительная тень метнулась с пиков дальних склепов, засветившись, наверняка специально, в отблесках луны, опустилась на дорогу и не спеша направилась к Лексу. Черные кожаные штаны и белая шелковая рубашка навыпуск, достойная принца, с каплями крови на ней. Впрочем, кровь была не настоящей, а лишь искусной магической вышивкой, отчего капли походили на живые рубины. Неизвестный не спешил, словно давая время оборотню оценить его и понять, кто перед ним. Приближаться слишком близко тоже не стал, благо свирепая репутация Лекса никогда не была пустым звуком.

— Мое уважение, хашш.

В его глазах играла веселая насмешка, впрочем, не переходящая дозволенную грань. Но в голосе звучало неподдельное уважение.

— Мое имя Шелест.

Он приветливо улыбнулся, обнажив длинные белоснежные клыки. Вампир выглядел молодым, высоким и статным, с длинным черными волосами до плеч и взглядом, который способен влюбить в себя любую женщину Империала или заставить поседеть от ужаса практически любого.

Но эта улыбка вовсе не ввела в заблуждение оборотня, потому что он прекрасно знал, кто перед ним. Потомок древних лордов, высший вампир, знаменитый профессиональный убийца и охотник за головами, — он внушал ужас всему Светлому миру, время от времени устраивая кровавые бойни. На него долго и безуспешно охотились, а его имя стало проклятьем в устах очень многих. Настоящее имя высшего Лекс не помнил, но знал, что Шелестом прозвали за его стремительность при убийственной атаке, ибо шелест в ночи — единственное, что слышала жертва перед своей смертью.