— Ну, раз такое дело, Евстафий Никитич, то и ладно. Коли нынче тебе такой талан-счастие выпал, что при Великом Государе встать довелось — пренебрегать тем грешно.

Внимание Евстафия Никитича переключилось на меня:

— Кто таков? Как кличут? — Стрелецкий командир спрашивал не надменно, но всё же несколько свысока, словно матёрый полковник, обративший своё внимание на зелёного призывника, впервые миновавшего ворота с красными звёздами, отделяющие территорию штатского бардака от бардака упорядоченно-армейского. И хотя стёпкино тело не было ещё выдрессировано правильно организованной воинской службой, но в моём-то сознании рефлексы никуда не делись. И, стараясь «глянуться» этому вояке, я принял максимально приближённую к строевой стойку и звонко выдал:

— Товарищ командир! Рядовой-необученный Степан Тимофеевич, пушкарёв сын, явился в ваше распоряжение!

Глаза у главстрельца на мгновение стали размером с медный пятак каждый, доставившие меня стрельцы также впали в недоумение, да и некоторые стоящие неподалёку тоже заинтересованно воззрились в нашу сторону. А я чего? Я ничего: по одёжке меня встретили без особого энтузиазма, так пускай хоть по ухваткам запомнят… Впрочем, Евстафий Никитич тут же вернул на лицо спокойное выражение:

— Мордою ты ещё не вышел, чтобы с «-вичем» величаться. Не боярин, чай, да и не ангел Господен, чтобы являться. Да и не товарищ я тебе, а господин сотник пресветлейшего и непобедимейшего Монарха, Божиею милостию Цесаря и Великого Князя всея Русии Государя Димитрия Иоанновича личной ближней стражи Зернин! А прозываюсь я Евстафием Никитичем. Которого, баешь, пушкаря Тимохи ты сын? Мне двое ведомы: Тимоха Рябой, да ещё Муха. Есть ещё Тимофей Саввин, но у того уж все дети сами переженились и своих мальцов растят, не говоря уж о дочках.

— Виноват, господин сотник! Никак нет, отец мой — пушкарь орловский, в прошлом году вместе с войском мы в Москву пришли, а зимой он помер.

Моё собеседник стянул с головы шапку и истово вдавливая в лоб, грудь и плечи двоеперстие, перекрестился. То же сделали и окружающие:

— Ну, царствие небесное рабу божию воину Тимофею!

Я поспешил повторить мини-ритуал.

— А сколь тебе вёсен, отроче?

— На Степана Галатийского пятнадцать стукнет. Это я с виду мелкий да квёлый, в материнскую породу, да и голодные годы сказались.

— Квёлый-то квёлый, ан петард грохнуть сподобился толково, зрили мы то с великим Государем. Учил кто, аль сам до того додумался? — Хитро прищурился Зернин.

От этого прищура возникло чувство некоторого дискомфорта. Как это говорилось в советском мультике? «Птица Говорун отличается умом и сообразительностью». Потому что соображает, что не всё Говоруну нужно говорить…

— Отцова наука, господин сотник. А уж от кого он узнал — того не ведаю.

— То добро, сынам родителево дело от Господа положено познавать. Может, покойный батюшка тебя и из пушки палить, да отливать их обучил[3]? — И снова тот же прищур.

— Никак нет, господин сотник. Палить ни разу не довелось, а как отливать — и не видал ни разу. Молод ещё. Но вот со стороны как орудие чистят, заряжают, целятся да палят — и наблюдал и запомнил.

— Ну и добро, Стёпка пушкарёв сын, что не хваста ты. То я тебя проверял: кабы сбрехал ты, что пятнадцать годов скоро стукнет — то сразу ведомо бы стало. Малец бы не удержался прихвастнуть, а ты разумно речь ведёшь. Знать, великий Государь не зря тебя на отличку взял. Матушка-то, небось в Орле весточки ожидает?

— В голодный год померла…

— Царствие небесное! Выходит, придётся тебе своим умом жить. Прохор! — обратился Зернин к стрельцу. — Великий Государь велел приглядеть за отроком. Ты вот что: найдите сей час кого из придворных послужильцев[4], да передай поручение, дабы сего пушкарёва сына в баню свели, портно[5] да обувку выдали простую, но приличную, ибо Государь его пред свои очи вызвать желает. Да пускай покормят посытнее на поварне, не обожрёт небось, да в какой-нито куток приткнут, дабы под ногами не крутился. А как сделаешь, так ступайте свой караул где велено держать. Потому без пригляду люд оставлять неможно.

— Понял, Евстафий Никитич, исполню!

— Ну, а раз понял, так и ступайте! — И, резко развернувшись, Зернин скорым шагом поднялся по ступенькам и исчез за изукрашенными дверями. Меня же стрельцы повели в противоположном направлении, туда, где за невысоким тыном виднелись крыши и трубы менее значимых строений. Похоже, начиналась совсем новая страничка нашей со Стёпкой жизни…

В прошлой своей жизни — или правильнее говорить «в будущей», ведь по отношению к нынешнему дню я ещё не родился? — не раз читал, что стрельцы якобы были вояки так себе, дисциплину не признавали и приказы исполняли в силу собственного хотения. Опять же и к Разину в войско перебегали, и против Петра Первого бунтовали. Даже картину в музее видел, «Утро стрелецкой казни», на которой как раз изображено, как за такой бунт их казнить собираются. Не знаю, вероятно через какое-то время, лет через полсотни и больше, так и будет. Пока же задержавшие меня воины приказ старшего выполнили со всем тщанием. Отловив какого-то невзрачного мужичка с фингалом на пол-лица из многочисленной дворцовой прислуги, заставили того отвести всех нас к тиуну. Местный «завхоз» отыскался не сразу, лишь с третьей попытки его обнаружили у входа в один из больших погребов под какой-то хозяйственной постройкой, из взломанных дверей которого шибало мощным винным духом. Явно во время сегодняшней суеты в Кремле кто-то дорвался до склада с алкоголем и отвёл душеньку. Вот управляющий теперь и выяснял размеры ущерба, по мере сил ликвидируя причинённые разрушения.

Обратившегося к нему Прохора тиун сперва послал было ко псам, но внушительный кулак, поднесённый к носу и упоминание имени нового царского ближника Евстафия Зернина быстро привели к позитивному результату. Поорав заветное матерное «заклинание» в темноту погреба, управляющий добился того, что оттуда вылезло что-то непотребное: к счастью, не джинн, как в известной песне, а крепко поддатый долговязый парень, мокрый выше пояса и с разодранным воротом некогда светло-серой, а теперь наполовину розовой рубахи, с качающимися в такт пьяным пошатываниям крестиком и медной ладанкой на толстом гайтане.