– И есть за что его не любить, – вздохнула Беатрисса. – Но Кристиан не такой.

– Я знаю.

– Должна признаться, я горжусь им. Когда для получения больших денег нужна такая малость как сделка с совестью, большинство выберет сделку. С совестью всегда можно договориться. И чем больше на кону, тем обычно она сговорчивей.

– И что теперь? Он продаст замок? Там же не только плохие воспоминания, но и светлые.

– Недвижимость не так быстро продается. Дай бог, до моей смерти не продаст. Если вдруг найдется покупатель, я всегда могу перекупить Бриенн. Да и наследство я завещаю ему. Это мой единственный внук, и я еще не выжила из ума, чтоб раздаривать свое богатство церкви.

Энни улыбнулась. Все-таки герцогиня умела проигрывать с достоинством, и нищета Кристиану не грозит. Хотя бы за это Энни могла не переживать.

– Вы мне нравитесь, Эниана, – продолжила герцогиня. – И вне зависимости от отношения к вам моего внука, вы всегда будете дорогой гостьей в этом доме. Мне очень жаль, что так получилось. И все, что я смогу для вас сделать, я сделаю. Вы будете блистать на празднике в вашу честь. Все будут покорены вами. Уж я это обещаю.

До приема во дворце Беатриссы оставалось две недели.

Оскорбленная гордость Энни требовала немедленного возвращения в Ольстен. Но благоразумие подсказывало, что жизнь – длинная и непредсказуемая и не нужно упускать возможность вернуть утраченную репутацию. С клеймом парии жить гораздо сложнее, любой знатный двуногий будет мнить, что ты обязана пасть перед ним ниц и целовать носки его туфель только потому, что он соизволил уделить тебе толику внимания.

Кроме того, ей было жаль Беатриссу, которая ей ничего плохого не сделала.

Кристиан целыми днями где-то пропадал, и Энни почему-то это злило. Где он бродит? Чем занимается? Девок в тавернах тискает? А может, подыскивает себе новую невесту?

На следующее утро после объявления Кристианом своего решения Беатрисса потащила Энни в Тур к лучшим модисткам. За такое короткое время ни одна умелица сшить праздничный наряд не взялась. Поэтому пришлось выбирать из готового. Все равно потребовались значительные переделки, где-то ушить, где-то подрубить подол и добавить деталей.

Герцогиня получала истинное удовольствие, подбирая для Энни платья. Ее лицо лучилось от радости, а сама она переполнялась кипучей, неуемной энергией. Она прохаживалась по мастерской, перебирала образцы тканей, кружева и ленты, давала указания швеям.

– Посмотри, какая ткань. Она невероятно подойдет к твоим глазам, – Беатрисса подозвала Энни и показала струящуюся лазурную ткань. – Решено, из нее будем шить твое свадебное платье.

– Но я не выхожу замуж, – Энни заподозрила, что за хлопотами герцогиня забыла, что свадьба отменяется.

– Охо-хо, когда-нибудь выйдете. Я хочу сделать вам подарок, чтобы вы хоть иногда вспоминали меня. Не отказывайте, прошу.

– А если я выйду замуж нескоро и моя фигура поплывет?

– Значит, вам придется не налегать на булочки. Милая мадам Шер, снимите мерки с моей дорогой девочки и разработайте несколько фасонов. На днях мы заедем и выберем то, что понравится Эниане.

– Они не успеют до моего отъезда, – запротестовала Энни.

– Ничего страшного, они сметают все швы, вы примерите, чтобы убедиться, что все в порядке. Швеи спокойно дошьют платье. А я отправлю его к вам в Ольстен.

– Вы так добры ко мне. Наверное, это будет неслыханной наглостью, но я хотела бы вас попросить кое о чем. Сможет ли кто-нибудь оценить мои манеры и научить меня, как нужно себя вести. Я не хочу ударить в грязь лицом на приеме.

– Конечно, милая, – улыбнулась герцогиня и одобрительно похлопала ее по руке.

На следующий день Беатрисса прислала к ней мадам Лазар. С утра до вечера, с небольшим перерывом на обед она учила Энни светским премудростям. Кроме мадам Лазар, на пару часов в день к Энни заглядывал месье Шанеэль, сухой, подтянутый старичок. Он обучал ее танцевальным фигурам. Беатрисса сказала, что Энни нужно будет обязательно станцевать первый танец, а потом ее имя не будет упоминаться в списке церемониймейстера. В движениях, показываемых Шанеэлем, Энни с удивлением узнала черты танца, который она самозабвенно плясала на гуляниях в Ольстене. Вот только тот танец был непосредственным и живым, а то, чему учил Шанеэль, отличалось напыщенностью и жеманством. Искусственность сквозила во всем.

Мадам Лазар мучила Энни отработкой реверансов. «Даже если вы не умеете хорошо танцевать, вам будет в заслугу умение безукоризненно делать реверанс. В приличном обществе важно уметь раскланиваться на все лады. Только так вы сможете доказать, что являетесь его частью». Шанеэль с особым рвением измывался над Энни, требуя безукоризненности в исполнении без малого сотни вариаций реверансов, встречающихся в танце.

Ночью Энни валилась на кровать от усталости, а утром все повторялось сначала.