Шрифт:
— Да и не говори-ка, — с готовностью соглашаюсь.
— Я, значит, пашу весь день, прихожу домой, а жена даже ужин не приготовила.
— Вот тварь, — сокрушенно качаю головой, — как же это она посмела так обойтись с таким трудяжкой-работяжкой.
— Оль, что за херня?
Еда и личный комфорт — это то, чем Игорь дорожит особенно сильно, и не получив их по первому щелчку моментально заводится, напрочь забыв о том, что пришел с повинной.
— Хороший вопрос, Игорь. Просто прекрасный. Но меня больше волнует другой. Когда это ты решил, что жена у тебя страдает слабоумием и готова проглотить любую хрень, которую ты будешь ей вливать в уши?
— О чем ты, мать твою.
— О твоей бабе, с которой ты был этой ночью.
— Я работал, — рявкает он. Откуда только голос прорезался, — деньги зарабатывал!
Я от восторга чуть не прослезилась. Ну каков орел! Добытчик! Надежда и опора. Только вот щеки покрываются малиновыми неровными пятнами, выдавая его с головой. Так бывает всегда, когда он врет и обороняется.
— Ну и сколько заработал? — интересуюсь участливо, — мульен? Или два?
Меня несет. Не знаю откуда взялась эта циничная, холодная стерва, но она вырвалась на волю и теперь отрывалась по полной программе.
— Блин, Оль! На хрена ты все портишь. Я так спешил домой, думал вечер проведем хороший, а ты как еж колючая и несешь ересь какую-то.
Сучоныш. Сейчас все будет переворачивать с ног на голову, чтобы выставить меня виноватой.
— Так спешил бы вчера, когда я тебя ждала, — равнодушно жму плечами.
— А сегодня, значит, не ждала?
— Не-а.
— Мне уйти?
— Пиздуй, — киваю на дверь, — ключи только не забудь оставить.
— Какие еще ключи? — рычит он.
— От моей квартиры, — делаю большой глоток чаю. Вкусно. С травками и фруктами.
Игорь теряется. Обычно я гашу конфликты, уступаю, лишь бы не портить атмосферу дома плохими эмоциями. Сегодня я в них купаюсь и балдею.
— Ну что встал? Иди. Никто не держит.
— Что ты несешь вообще? Изволь объясниться.
— О, сударь. Какой высокопарный слог, — ухмыляюсь я, глядя на него поверх кружки, — браво.
— Какая муха тебя укусила? — надвигается на меня, проигнорировав слова, о том, что может валить.
— Никакая, Игорек. Я просто пришла к выводу, что нам не по пути.
— Чего-о-о? — тянет, грозно упираясь руками на стол и склоняясь ко мне.
— Развожусь, я с тобой, миленький. Пожили и хватит.
Надо было видеть его лицо в этот момент. Я даже испугалась, что у него глаза от напряга вывалятся.
— Может, чайку? — спрашиваю участливо у почти бывшего мужа.
— Так…Так! — он приходит в себя, — Это шутка такая, да?
— А то! Я ж тот еще юморист. Стендапер, епть.
— Все завязывай со своими воспитательными маневрами. Я все понял, прочувствовал, такого больше не повторится. Извини.
Тот случай, когда «извини» вообще ничего не значит, но Игорь свято верит, что это какое-то магическое заклинание, способное решить любые проблемы.
Нервы измотал? Извини. Бабу левую завел? Извини. Ночью хер знает где шароебился? Что надо сказать? Правильно. Извини. И все сразу станет зашибись. Розовые единороги начнут скакать по облакам, какая зефирными конфетами, жена растечется в блаженной улыбке и понесется задабривать любимого мужа.
Увы. С четырнадцатого февраля у меня иммунитет к цыганской магии и аллергия на чужую ложь.
— Нет.
— Что нет? — хмурится он
— Не извиню.
— Ладно, — усаживается напротив, — чего ты хочешь?
— Ничего не хочу. Вообще.
По крайней мере с тобой.
Он понимающе улыбается, всеми силами изображая хорошего мужа, но я вижу, как неистово бьется жилка у него на виске, и на лбу проступают капельки испарины.
Нервничает гад. Чувствует, что хвост прижали, но еще уверен, что сможет выбраться сухим из воды.
— Солнце, хватит. Тебе не идет хмуриться, — бережно убирает прядь волос с моего лица, — Давай сходим в наш любимый ресторан, потанцуем. Помнишь, как танцевали раньше? Медленная музыка. Только ты и я…
Если он думал, что я скачусь в ностальгию, пущу восторженную соплю или брошусь к нему на шею, то это он зря. Я, наоборот, разозлилась еще больше. Вспомнила все его слова, что я любимая, единственная, свет в окне и прочий бред, и завелась не на шутку. Потому что это все оказалось полным фуфлом. И кроме нас двоих, еще бабы всякие на заднем плане скачут и титьками своими бесстыжими размахивают.
— Потом я сделаю тебе массаж, — продолжает этот блаженный, не замечая, что я уже награни.
Возможно, он спутал кровожадный блеск в моих глазах с отголосками прежних чувств, но подался вперед и взял меня за руку. Мне было неприятно. Никакого сбоя в сердце я не почувствовала, никакого всплеска эмоций или приступов предающего тела. Просто неприятно.