— Что там?

— Что?

Подруги тоже вскакивают и, как две мартышки, виснут рядом со мной.

Я ничего не могу сказать, только наблюдаю за тем, как он подходит ближе и, почему-то молюсь, чтобы ему оказалось не в этот подъезд.

Увы. Сворачивает к крыльцу, под козырек. Я больше не могу его видеть, но слышу, как пиликает громко настроенный домофон.

— Да что ты там увидела? — ворчит Инна, а я протискиваюсь мимо них и бегу к двери, чтобы прилипнуть к глазку.

Спустя несколько секунд раздаются тяжелые мужские шаги, на площадку поднимается он и как по заказу останавливается. Достает из кармана куртки телефон, что-то ковыряется в нем, а я не дышу. Потому что это действительно Олег.

Смотрю на него во все глаза. Вернее, во весь глаз и чувствую, как руки-ноги начинают ходить ходуном.

Это он…он…ОН! Идет к бабе Нюре.

Мне плохо.

— Олька! Твою мать! Что там? — Инна бесцеремонно отпихивает меня в сторону, и сама смотрит в глазок, — хрен какой-то.

— Это не хрен, — через силу выдавливаю я, — это Олег. Мой Олег…

— Да ладно, — тут же взлезает Людка, — я тоже хочу посмотреть.

Между подругами завязывается потасовка за право смотреть в глазок, а я на ватных ногах возвращаюсь на кухню.

Как меня в этот момент выворачивает — словами не передать. Просто кроет.

Да как так-то? Как, вашу мать, так?!

Я сдохну сейчас. Меня буквально разрывает на куски от одной мысли о том, что он опять сейчас будет «работать». Это просто треш какой-то.

Плещу из бутылки в бокал и залпом опрокидываю в себя. Не помогает. Наоборот, пожар в груди разгорается все сильнее.

— Вроде ничего. Хорошенький, насколько я смогла разглядеть, — сама того не подозревая, подливает масла в огонь правдивая Людочка, — статный такой, фигуристый.

— Еще и хрен большой. Это мы удачно тогда выбра…

Едва увидев мою перекошенную морду, подруги затыкаются.

— Оль, — робко произносит Люда, — ну чего ты…ну не расстраивайся…

— Ты же помнишь, что это просто приключение. Прививка от всех болезней…

Похоже вместе с этой прививкой в меня внесли какой-то кровожадный вирус, который теперь с остервенением терзает мое бедное сердечко.

— Считай, что первый блин комом. Потом найдёшь другого. Нормального.

Я не хочу нормального! Я хочу вот этого блядуна продажного. И меня до красной пелены перед глазами бесит вся эта херня. Кажется, я даже готова убивать.

— Да пошел он на хер! — сердито ставлю бокал на стол, — все они пошли на хер!

— Во-о-от, — одобрительно тянет Инна, — правильный настрой. Ты у нас золотце и конфетка и достойна самого лучшего. А барахло все пусть лесом идет.

— В жопу пусть идет!

— Правильно. Давайте бахнем.

Мы снова усаживаемся за стол и пытаемся о чем-то болтать. Вернее, девочки пытаются заполнить тягучие паузы и растормошить меня, а я все чаще и чаще смотрю на часы. Время идет. Пять минут. Десять. Пятнадцать.

А потом начинается это…

Стук. Даже не просто стук, а дикая, безудержная долбежка.

Мы затыкаемся, замираем с поднятыми бокалами и переглядываемся между собой квадратными глазищами.

К стуку добавляется скрип и какие-то подвывания.

Пиздеееец…

Наконец, Инна не выдерживает:

— Эх, Олег, Олег … Нельзя же так с бабушкой, — сокрушенно произносит она, — баба Нюра добрая…была. Зла никому не делала, за что ты ее так…

— По крайней мере она помрет счастливая и хорошенько отлюбленная, а не от инсульта и старческих деменций, — хмыкает Людка и тянется за новой бутылкой, — Ну-с, помянем, старушку…

Кажется, меня парализовало.

Это что ты за такая скотина-то неразборчивая, а? Ради пары тысяч готов даже на бабку залезть? Вообще нет разницы кого долбить? Настоящий протитут! Шлюха дешевая! Ненавижу!

— А он хоро-о-ош, — уважительно кивает Людочка, когда и через полчаса стук не затихает, — очень хорош. Зверь! Не удивительно, что наша Оленька так запала.

— Ни черта я не запала! — огрызаюсь, с каждым мигом заводясь все больше и больше, — это просто вонючий кусок говна, который ничего кроме как тыкать членом во все щели не умеет! Геронтофил гребаный!

Инна хмурится:

— Слушайте, а бабка-то, наверное, уже и не дышит… Может скорую вызовем?

— Вызывай, — цежу сквозь зубы, поднимаясь со своего места, — две скорые.

— Оленька, ты чего… Мы же просто шутим. Успокойся. Работа у него такая, что поделаешь. Оль!

Мне уже похеру работа это или нет. На все похеру. Я его сейчас просто прибью! И бабу Нюру заодно. Все равно она уже не жилец после такого марафона.

Заскакиваю в туалет, беру уже ставшее привычным оружие — швабру, и решительно направляюсь к выходу.