– На что?

– Пойдем, – он вышел из автомобиля, потом почти силой вытащил меня из него и подтолкнул вперед.

С пригорка открывался вид на старое кладбище, которое тянулось до самого горизонта, насколько хватало глаз. Старые памятники местами покосились из-за просевшей земли и покрылись зеленым налетом, но, несмотря на неравную битву со временем, выглядели величественно и грозно.

– Посмотри, – с благоговейным трепетом прошептал мужчина и неожиданно продекламировал:

От героев былых времен

Не осталось порой имен.

Те, кто приняли смертный бой,

Стали просто землей, травой…

Только грозная доблесть их

Поселилась в сердцах живых.

Этот вечный огонь, нам завещанный одним,

в груди храним.

Фильм «Офицеры». Помню эту песню.

– Все они, до единого, отдали свои жизни не для того, чтобы сейчас санклиты прикрывались перемирием и творили, что хотели! Знаешь, сколько таких кладбищ в мире? Не десятки, не сотни! И все это, по-твоему, зря?!

– Мир лучше войны! – рявкнула я в ответ. – В обратном не убедишь! Думаешь, у санклитов нет тех, по кому они скорбят?!

И тут Данила поставил меня в тупик, развернув разговор, можно сказать, в противоположную сторону.

– Если бы ты знала, как хочется тебя поцеловать сейчас! – прошептал он.

– Только попробуй! – все еще кипя гневом, я сжала кулаки.

– Одна трещина на скуловой кости уже есть. Боюсь вторую получить. Так что не буду.

– Трещина? Это из-за меня? Почему не сказал?

– Зачем? Мои кости ломались столько раз, что я перестал считать.

– Прости.

– Забудь. – Он сел за руль, и мы, съехав с пригорка, подъехали к большим мрачным воротам.

Данила помахал сторожу, и нас пропустили внутрь. Маленький Фиат, покрытый капельками дождя, одиноко жался к краю стоянки.

– Нужен зонтик? – спросил Данила.

– Нет. – Я скрутила уже влажные волосы жгутом и, найдя в кармане шпильку, соорудила пучок.

– А как же тушь и все дела? Брови не смоет?

– Не смеши, – фыркнула я, вылезая из машины. – У меня все свое. Косметики на лице сейчас вообще нет.

– Вымирающий вид?

– Ага.

Мы прошли к входу на кладбище, где два больших каменных ангела с хищными чертами лица и кинжалами в руках охраняли покой ушедших. Узкие тропинки с лужицами вели внутрь. Остатки тумана уползали из-под наших ног, добавляя готические нотки в и без того мрачное место. Увидев дерево, до дрожи похожее на руку с растопыренными пальцами, что тянется к небесам из мрака могилы, я вздрогнула.

Проведя «экскурсию», Данила подвел меня к двум памятникам, похожим на печально застывшие души. В правом верхнем углу на каждом был выгравирован кинжал. Глаза пробежались по надписям, и я ахнула.

– Мама и папа! – мои ладони легли на ледяной камень.

– Мне нужно кое-что рассказать тебе, Саяна. – прошептал Охотник. – Это связано с ними. И той ночью, когда их убили.

– Ты что-то узнал?

– Да.

– Говори.

– У Драгана было двое детей от санклитки – двойняшки, мальчик и девочка. Ты знала?

– Да, – с трудом сорвалось с моих губ.

Чувствую, это только начало.

– Твой дед по отцу убил их.

– Мой дед?..

«Я зарекся, раз и навсегда, пускать кого-то в свою жизнь. Закрыл душу и сердце, наглухо. Стал настоящим санклитом. Я закрыл свое сердце».

Даже не представляю, сколько боли он пережил!

– Да. Драган нашел его и убил за это. Но на этом история не закончилась. Убив детей, твой дед забрал серьги дочери Драгана и подарил невестке.

– Моей маме? – я обхватила себя руками.

Неужели речь идет о тех самых бриллиантовых капельках? Ведь я надевала их, и Горан ничего не сказал! Как же ему было больно их видеть, наверное!

– Когда твоя мама узнала правду о подарке, дед уже был мертв. Она боялась, что следующими санклит убьет твоего отца, ее саму и детей. Поэтому они с твоим отцом и нашли Драгана в том шале в горах, где все произошло. Он рассказывал тебе это?

– Нет. – Едва слышно прошептала я. – Ни слова не сказал.

– Оно и понятно. – Данила усмехнулся. – Эти упыри хитрее черта. Изворотливые, как ужи.