Я писал, что более 400 лет используется в политических целях вера людей в то, что в "Центуриях" Нострадамуса что-то действительно предсказано, например вписаны имена политиков, которым предначертано оставить след в истории.

Привел классические примеры "совпадения" имен [3]:

Николай II: (IV.71) L'espouse tstainte pur hauste d'Aconile:

Ленин: (VIII.34) Leon. Ulme a Mausol mort et tombe;

Гитлер: (V.29) D'Hister. Venis faschee la republique;

(II.24) Plus par du champ encontre Hister sera,

Quand Rin [rien] enfant de Germain observera;

Де Голль: (IX.33) De Gaule trois le Gujon surmomme,

Сталин: (IV.82) L'Olestan. vieux cite ruvnera

Ельцин: (111.95) La loy Mor[r]igue on vera deffaillir, Apres une autre beaucoup plus seductive, Boristhennes premier viendra faillir.

Писал, что распространение информации об "Имени" эмоционально воздействует на избирателей.

Тем более, что "Имя", о котором идет речь, не просто встречается в пророчествах, а является персонажем, к которому Нострадамус особенно не равнодушен и упоминает его в семи катренах. То есть, по сравнению с этим "Именем" политики, имена которых я перечислил, — статисты истории.

Если по "Имени" идентифицируется политик, известный миру, входящий в число ведущих политиков России — страны, обладающей ядерным оружием, не отказывающийся претендовать на президентство России, можно говорить о сенсационном и актуальном предвыборном Ноу-Хау.

Если еще добавить, что обладателю этого имени пророчествуется стать королем королей всего мира, решить все проблемы человечества и воссоздать рай на земле, то…

Я спросил бывшего премьер-министра… Напоминаю, речь идет об электронном послании. Общался я со своим компьютером, не более того. Правда, в конце концов, решился и отправил письмо, нажав на кнопку все того же компьютера.

Я спросил: Вам не кажется захватывающе интересным использовать в Вашей предвыборной кампании актуальнейший на стыке тысячелетий призыв к избирателям: «Забудьте о цветах партийных знамен, старых лозунгах, политических дрязгах и обидах. Ничего Прекраснее Мира, который рано или поздно, как неизбежность XXI века, придет вместе с этим "Именем", никогда не было и не будет!»?

Я отправил письмо если не королю мира, то, возможно, будущему президенту России и решил проверить:

а) в какой степени я уязвим, если вдруг получу ответ и мне придется доказывать избирателям возможность, а главное, необходимость появления в нашей жизни Chyren; нужны ли нам, нашей эпохе сильные личности?

б) действительно ли Chyren, как один из персонажей великого произведения, тот, за кого его уже лет двести принимают.

По поводу первого вопроса сломано немало копий.

«История, развертывающаяся в виде картины мира перед фаустовским взором, осуществляет свои эпохи в личной или анонимной форме; трагедия тяготеет к личной, как символически более значительной можно различать анонимные и личные эпохи в зависимости от их физиогномического типа в картине истории…. революция 1789–1799 гг. выдержана анонимно, наполеоновская, 1799–1815 гг., в высшей степени лично.

Свойством органического типа всякой культуры и ее прафеномена является то, что на каждой стадии имеется возможность совершить неизбежное или в образе великой личности (Людовик XIV, Цезарь), или великого анонимного события (Пелопоннесская и Тридцатилетняя войны), или морфологически неясном развитии (время диадохов, война за испанское наследство).

Каждая настоящая эпоха равнозначна настоящей трагедии. "Парсифаль", "Дон-Кихот", "Гамлет", "Фауст" — это трагедии, резюмирующие целый исторический кризис в одном характере, и поэтому мы имеем основание назвать каждую трагедию нашей культуры исторической, хотя бы ее сюжет и был вымышленным.

У Шекспира Цезарь умирает в третьем акте. Эта трагедия дает образ целой эпохи, и поэт чувствовал — возможно, бессознательно, — что эмпирическая личность есть только символ, только поверхностное образование. Поэтому и действие оканчивается тогда, когда оканчивается сама эпоха, а не чувственное существование ее носителя.

Возьмем трагедию Наполеона. Его назначение явилось завершением западной цивилизации. Его миссия та же, что у Филиппа и Александра, водворивших на место эллинской культуры эллинизм, так что в обоих случаях решение на исторической поверхности произошло не при посредстве Конвента и гильотины, остракизма и решений агоры, не при посредстве журнальных и риторических жестов, как во времена Руссо и Вольтера, Аристофана и Сократа, но на полях великих сражений всей Европы или на почве древнего Персидского царства». [12]

Для ответа на второй поставленный нами вопрос нельзя сослаться на чье-либо мнение, ибо нам самим предстоит выяснить истину.

А истина будет открыта только в одном случае, если мы разработаем и применим строгую систему исследования всего произведения или его отдельных фрагментов, как целостных текстовых полотен, а не отдельных строчек или четверостиший.

Не может быть, чтобы такое сложное и объемное творение не было объединено каким-то единым авторским замыслом.