Последний магистр ордена Готтгард Кеттлер стал его первым герцогом.

Герцогиней Курляндской с 1710 года была Анна Иоанновна — дочь Ивана V Алексеевича, племянница Петра I, императрица Российская 1730–1740 годов.

С 1710 года герцогство находилось в сфере влияния России и после так называемого третьего раздела Польши в 1795 году вошло в состав Российской Империи.

Всю эту историю я рассказал по трем причинам.

Во-первых, сохранению знаний, скрываемых преследуемыми инквизицией тевтонскими рыцарями, могли способствовать сами рыцари.

Подтверждением этой гипотезы является следующий исторический факт.

Против основанного в Иерусалиме в 1118 году духовно-рыцарского ордена Тамплиеров был начат инквизиционный процесс, закончившийся жестокой смертью рыцарей и повелением папы Климента V об упразднении ордена.

Знания могли не погибнуть в огне и крови.

Во-вторых, автором текста, по которому скользит Ваш взгляд, является человек, носящий фамилию Курляндский.

Я родился в Калининградской области Советского Союза, то есть на территории, которая за 7 лет до моего рождения еще была Восточной Пруссией.

И Курляндская губерния Российской Империи и Калининградская область Советского Союза образовались в результате войн и связанных с ними перемещений государственных границ в Восточной Европе.

О каких бы уровнях организации материи не шла речь, граница (пограничный слой, приграничье) всегда является волшебным зеркалом, в котором видны все тайны, все противоречия реальности. А я с детства был не равнодушен к изучению отражений.

Границы бывают пространственные, временные и каузальные, то есть причинные. [6]

В книге нам придется оперировать понятиями "время", "событие", "место события", "история", то есть иметь дело с границами первых двух типов.

Цель же наша — найти и описать как можно больше каузальных границ. Именно они и только они оттеняют тайное, указывают путь к раскрытию сокрытого.

И наконец, в-третьих, читая книгу, представьте себе, что Вы вместе с автором продвигаетесь в неизвестное, что перед Вами дневник реального исследования, а человек, пишущий дневник, не знает, что произойдет через мгновение.

И чтобы до конца почувствовать свою причастность к научному поиску, Вам нужно проникнуться ощущением случайности тех открытий, которые нам предстоят.

Разгадать тайну дано не каждому. Ставить целью книги раскрыть секреты, над которыми столетия бьются поколения специалистов, значит необъяснимо поверить, что тебе предназначено это сделать самой судьбой.

Убедить самого себя в чем-то подобном можно. Но как уверенность передать людям, тебя окружающим?

Если все, что я наговорил, Вы осознаете, то я прошу Вас поверить мне, как испанский королевский двор поверил когда-то Х.Колумбу, и отправиться со мной в неизвестность.

"Предположим, что Франция, а не Испания поддерживала бы Колумба. Конечно, Франциск I, сделавшись властителем Америки, получил бы императорскую корону вместо испанца Карла V. Эпоха раннего барокко, от разграбления Рима до Вестфальского мира, ставшая и по религии, и по духу, и по искусству, политике и обычаям испанским столетием — вместе с тем послужившая во всем основанием и предпосылкой для времени Людовика XIV, — получила бы свое осуществление не через Мадрид, а через Париж.

Вместо имен Филиппа, Альбы, Сервантеса, Кальдерона, Веласкеса мы бы называли имена тех французов, которые — попробуем так передать эту трудную для понимания сторону — остались не родившимися.

Стиль церкви, установившийся благодаря испанцу Игнатию Лойоле и направляемому его духом Тридентскому собору, политический стиль, получивший свое направление благодаря испанскому военному искусству, кабинетной дипломатии испанских кардиналов и придворному духу Эскуриала и оставшийся таковым вплоть до Бисмарка и даже позднее, архитектура, большая живопись, церемониал, светское общество больших городов — все это было бы представлено иными тонкими умами из среды знати и духовенства, иными войнами, чем войны Филиппа II, другим архитектором, а не Виньолой, и другим двором.

Случай определил испанскую внешность для поздней эпохи Запада; но внутренняя логика эпохи, которая должна была найти свое завершение в великой революции, осталась всем этим незатронутой.

Для этого подходит слово "эпоха" в его старом, теперь утратившемся значении. Историческое событие делает эпоху; это значит, она отмечает в организме культуры необходимую, роковую стадию.

Само событие — образование, выкристаллизировавшееся на исторической поверхности — могло быть замещено другим соответствующим событием; эпоха необходима и заранее определима. Имеет ли событие значение эпохи или эпизода по отношению к известной культуре и ее течению, это тесно связано с идеями судьбы и случая". [12]