Ни мига не раздумывая, она кинулась на колени перед ямой, схватила Венселя за руки, за шиворот, принялась тянуть… Очень трудно, очень медленно ему удалось выползти на поверхность. Вытянувшись на земле, Венсель перекатился на спину, прошептал «мама», закрыл глаза и затих. Услада наклонилась над ним — и едва не грохнулась в обморок сама. Ловчая яма предназначалась для крупного и сильного зверя, кабана или даже лося: стенки её были утыканы заострёнными кольями, чтобы, провалившись, добыча не смогла выбраться наружу. Падая вниз, Венсель зацепил два таких копьеца. Одно глубоко пропороло ему бедро. Кровь из раны лилась рекой, и от её тяжёлого запаха у Услады мутилось в глазах. Вторая рана, на животе, кровоточила не так сильно, но смотреть на неё было тоже страшно. Услада даже вчерне не представляла себе, что следует делать в подобных случаях. Отправляясь в дорогу, она не подумала расспросить Венселя, полагая, что если кому и может понадобиться помощь целителя, так это ей. А теперь — целитель сам истекает кровью, а она стоит рядом и ничем не может ему помочь! Впрочем, её разумения хватило на то, чтобы вытащить из мешка чистую рубаху и плотно прижать к ране на бедре. А потом, набрав в грудь побольше воздуха, завопить во всё горло: «Люди! На помощь!»

Охотников было трое: пожилой мужик, до глаз заросший кучерявой бородой, и два парня, по возрасту годящихся ему в сыновья. Завидев их, Услада со слезами кинулась навстречу, продолжая твердить осипшим от страха голосом: «Помогите… Помогите, ради Маэля… Мой муж умирает…»

Старшему из охотников хватило пары быстрых взглядов, чтобы понять, что к чему. Кивнув одному из своих парней на Усладу, он вместе с другим подошёл к Венселю. Ногу ему суровый дядька живо перетянул ремнём так, что из раны почти перестало течь, потом осмотрел живот и сказал спокойно:

— Только шкуру попортило. Зашить — и заживёт, как на собаке.

Его сын, заглянув Венселю в лицо, присвистнул тихонько и удивлённо промолвил:

— Так это ж Горностай***, лекарь с Задворок! Тот самый, что тётке Крапиве сухотку вылечил.

Старший поглядел повнимательнее и кивнул:

— А ведь точно. Мне его Лосев кум на торгу показывал. Давеча, как Молодого Лося лошадиная змея**** в руку тяпнула, все уж думали, кончится мужик. А Горностай ему чегой-то из своей склянки накапал - и тот враз оживел... Ну-ка, хлопцы, сварганьте-ка волокушу. Коли мы Горностая в ловушку поймали, нам его и лечить. А ты, тётка Горностаиха, тоже ступай с нами. Побудешь пока у нас, в Кустецах.

Младшие, покивав согласно, срубили молодую осинку, Венселя уложили на ветки и поволокли по тропе куда-то в лес. Услада бездумно шла следом, еле переставляя дрожащие ноги. А вся их поклажа — и скатки, и Радкины пироги, и Венселев колдовской кошель — так и осталась лежать на тропе.

Примечания:

* Рогоз - те самые коричневые початочки, которые часто называют камышом. Для набивки подушек его заготавливают в августе и сентябре, когда початки станут темно-коричневыми. Их срезают и укладывают для просушки на солнце, а в сырую погоду под навес. Как только кончики початков станут пушистыми, их кладут в наволочку, которую сразу же зашивают, оставив небольшую прореху. Наволочку с початками досушивают, положив на печку или же повесив рядом с ней. Когда початки высохнут окончательно и распустившийся пух заполнит наволочку, стебли рогоза осторожно вынимают один за другим через прореху. Убедившись, что в наволочке остался один пух, прореху зашивают, и подушка готова. Она может служить долгие годы. Раньше в некоторых местах пухом рогоза набивали даже перины.

** То, что Лисьих Нор не видно, совершенно нормально: занорские тормалы живут в полуземлянках с дёрном на крышах, так что если не знать, где находится дом, заметить его издалека почти невозможно.

*** Тормалы справедливо предпочитают не ломать себе головы запоминанием сложных иноземных имён и либо переводят их на тормальский, либо дают человеку понятное прозвище. Венселя называют Горностаем потому, что именно этот зверь изображён на гербе Нортвудов.

За решёткой

Пожалуй, князь Радогост оказался единственным человеком в крепости, кого выходка невесты не застала врасплох. Едва заметно кивнув Гардемиру, возникшему за плечом Адалета, он спокойно объявил гостям:— Замена откупа испытанием — прекрасный древний обычай народа тормалов. Он позволяет даже небогатому юноше добиться руки возлюбленной, доказав свою любовь делом. Я полагаю правильным напомнить людям о нём. Пусть княжич Благослав поможет жениху собраться в путь, а мы проследим за тем, чтобы испытание было пройдено с честью. Пока же вернёмся в залу.

И гости потянулись следом за князем к красному крыльцу, а Благослав с насмешливым полупоклоном предложил Идрису следовать за ним в сторону конюшен. Гардемир же, легко опустив на плечо Адалету свою сухую, узкую ладонь, похожую на воронью лапку, промолвил едва слышно:— Уважаемый. Мне кажется, у нас есть причина побеседовать с глазу на глаз. Пройдёмте в мой кабинет. Не нужно сопротивляться, на помощь к вам никто не придёт: ваши люди сей миг не видят и не слышат нас, они уверены, что вы находитесь вместе с ними, в пиршественной зале.

Очень скоро садик опустел. Перед клеткой ухокрыла остались лишь смотритель Ельмень да Стина.— То-то же, змеишща подколодная, — зло сказала нянька, грозя Красе пальцем, — в клетке тебе самое место. Сиди теперь, покудова господин Идрис мою ясочку домой не привезёт. Глядишь, и после там же оставят, шоб не шкодничала!— Догадалась, значит? — нахально улыбнулась в ответ Краса.— Про тебя лишь слепой бы не догадался: обрядилась в соколино перо, да повадка осталась воронья! Тьфу!И, сурово поджав губы, старуха двинулась прочь. А Ельмень, вздохнув, промолвил:— Ишь, вздурилась… И чего это она? Ты, госпожа Услада, не тревожься: сенцо в ухокрыльей будке свежее, да и покормить я тебя всегда сумею. А ежели плащик тёплый занадобится — только скажи.