Девушка с подносом подходит к столику. На подносе вкусно пахнущие белые блины и тарелки с сибирскими пельменями.

Намёрзшиеся, изголодавшиеся, мы набрасываемся на всё, чего не видели годами. Угощаем пельменями и блинами с красной икрой конвоира и подошедших к нам лётчика и штурмана самолёта. Никто из них от угощения не отказывается.

Манохин заговорчески шепчется с лётчиком. На столе появляется графинчик с водкой, за ним другой. Отнекиваясь и «ломаясь» для приличия, конвоир пьёт вместе с нами. Долго-долго потом пьём ароматный чай из стаканов, а не из жестяных кружек, много курим, лениво болтаем, пытаясь вызвать на разговор конвоира с одной лишь целью — узнать, куда же всё-таки он нас везёт. Попытки безуспешны, конвоир упрямо повторяет одну и ту же фразу:

— Куда нужно, туда и везу. Говорить не велено!

Переходим в комнату с кроватями. Разделись, лежим под одеялами, на белоснежных простынях и мягких подушках. На окнах — занавески и даже какие-то цветы в горшках. Просто не верится, что всё это происходит наяву. Неужели это не сон?

Среди нас и лётчик со своим штурманом. Они расспрашивают, куда мы летим и кто по специальности. На второй вопрос отвечаем без затруднений, кто длинным, кто коротким рассказом, а вот на первый — менее уверенно, но радостно:

— По всей вероятности, на уральские заводы, так, по крайней мере, нам сказал оперуполномоченный.

— Вполне возможно, людей осталось мало — все на фронте. На заводах — сплошь женщины, старики да дети. Много заводов переброшено на Урал из центральной России, с Украины, их ведь надо налаживать, поскорее пускать в ход. Так чего уж не использовать вас, давно бы нужно, да долго чего-то с этим чешутся.

Наше признание, что мы все сидим по 58-й статье, на лётчиков особого впечатления не производит, они по-прежнему приветливы, улыбаются, подтрунивают над уснувшим конвоиром, несколько раз повторяют, что наш общий враг — гитлеровцы, и теперь перед всеми одна задача — бить их всем, чем можем, бить без передышки. Грозились ни одной пяди не отдавать врагу, а вот отдали…

И мы чувствуем на их лицах, в их вопросах к нам и к себе какое-то недоумение и непонимание случившегося со страной и с нами. А мы сами-то понимаем хоть что-нибудь? Задай нам этот вопрос — и не ответим так же, как не могут ответить и они.

На прощание, перед самым сном, штурман заявил:

— Терпите, братцы, кончится война и «хозяин» закатит такую амнистию, какой не видел мир!

Всё же «амнистию», всё же и они до конца нам не верят! Если бы сомневались в нашей виновности, сказали бы совсем иначе:

— Вот кончится война, пересмотрят ваши дела, разберутся во всём, что натворили — и пойдёте вы по своим домам!

И всё же уснули мы умиротворённо, крепко, без сновидений и кошмаров, почувствовав тепло не только от нагретой печкой комнаты, но и тепло человеческое.

Утром — сытный завтрак. Сегодня лётчики водки уже не пили, а нам и конвоиру рекомендовали выпить не только здесь, но и прихватить с собой, что мы без особых уговоров и сделали.

Лететь до Енисейска оказалось веселее и намного теплее, хотя в самолёте были те же минус пятьдесят шесть по Цель-сию, что и в полёте до Подкаменной Тунгуски. Советы лётчиков оказались весьма существенными.

В Енисейске — районном городе Красноярского края с десятью-двенадцатью тысячами населения, нас почему-то отвели по снежным сугробам улиц в тюрьму. То ли было мало места в здании аэропорта, то ли конвоир имел такие указания, но так или иначе — опять тюрьма. А она ничем не отличалась от двух рядов деревянных домиков, мимо которых мы прошли, разве немного побольше. Это снаружи, а внутри? Да и внутри была похожа больше на деревенскую избу, нежели на камеру.

Ночь провели в горячо натопленной комнате, правда не в кроватях, а на двухъярусных нарах. Покормили нас совсем не по-тюремному — дали рассыпчатую гречневую кашу с маслом «от пуза» и по миске вкусного хлебного кваса. По нашей просьбе принесли по две пачки махорки (в Подкаменной Тунгуске в продаже были только папиросы).

Утром опять на аэродром и в самолёт. Триста сорок километров, отделяющих Енисейск от Красноярска, пролетели незаметно.

Итак, тысяча шестьсот километров от Дудинки до Красноярска остались позади, а впереди… неизвестность.

Широко по обе стороны могучего Енисея раскинулся крупнейший город и промышленный центр Сибири Красноярск. Триста с лишним лет насчитывает этот город, занимавший видное место в революционном движении Сибири. В этом городе в 1897–1898 годах в богатейшей библиотеке купца и библиофила Г.В. Юдина во время ссылки работал и встречался с ссыльными В.И. Ленин. В этом городе с девятого декабря 1905 года по третье января 1906 года существовала так называемая «Красноярская Республика» — власть Совета рабочих и солдатских депутатов. Вот на аэродром этого города восьмого марта «приснежился», а ещё точнее, «приводнился» наш самолёт. Снег рыхлый, глубокий. Распрощались с лётчиками. Тёплыми и искренними пожеланиями скорого освобождения проводили они нас с лётного поля.

Подошли к Енисею, крепко ещё скованному льдом, покрытым выше щиколоток водой. Бредём, разбрызгивая по сторонам воду и скользя по льду. Валенки и портянки сразу же промокли. Мёрзнут ноги, а с неба яркое солнце шлёт первые весенние лучи. Перешли реку, поднимаемся на крутой высокий берег. На склоне тёмные пятна успевшей уже освободиться от снега земли. Скользят ноги, вязнут в грязи. Идём друг за другом растянувшейся цепочкой вслед за своим конвоиром. Впереди он, сзади — тринадцать.

Входим в узкий переулок. И вдруг слышим, как наш конвоир спрашивает остановленных им, уже изрядно подвыпивших людей, дорогу в тюрьму.