Утро 8 сентября было рыхлое, дымчато-полынный туман вязкой толщей укутал реку и берега. За двадцать шагов куст казался деревом, а серо-бурый островерхий пригорок, обнажась, напоминал исполинский шлем богатыря. После ударов била во всех полках было свершено молебствие. Пели: "Рождество твое, Богородице - Дево, радость возвести всей вселенной...".

Множество наведенных мостов и сбитых плотов позволили огромному русскому войску переправиться на ордынский берег дружно и быстро. Первыми по настилу мостов и на плотах прошли и перевезлись многочисленные пешие рати. Глуховато постукивая по неошкуренным круглякам железными ободьями колес, проезжали повозки с доспехами и продовольствием. Верховых лошадей пускали вплавь. Дмитрий Иванович видел, как переплывал реку один из лошадиных косяков. Впереди, задрав по-кочетиному голову, с храпом, широко раздувая пепельные губы, плыл вороной жеребец с белой звездочкой на лбу. Длинный пушистый хвост его относило течением. Блестящая, с синеватым отливом спина напоминала хуралужную, особенно ценимую при изготовлении сабель, сталь. За вороным плыли десятки коней различных мастей - с диким страхом в выпученных глазах, с дрожью по коже.

Полки сразу же занимали заранее предусмотренные для них на совете воевод позиции. Расположение русских войск было крестообразным: в центре большой полк, его крылья - полки правой и левой руки, впереди сторожевой полк, освоивший ордынский берег заранее, и передовой. Позади занял свое место частный резерв. Лишь засадный потайной полк встал наизготове наподдальке от "креста" слева, в лесу, ни звуками труб, ни человеческими голосами не выдавая своего там присутствия.

В пышной, подбитой соболями, алой мантии поверх блестящих доспехов, на белом боевом коне, по обычаю перед боем убранном особенно нарядно, золоченое седло и под ним шитый жемчугом алый чепрак, золоченый же щит-налобник, золотые бляхи и шелковые кисти на узде, оголовье и нагруднике - Дмитрий Иванович со свитой объехал все полки. Воины, заранее предуведомленные о прибытии на стан великого князя, тоже, как обычно перед боем, были одеты в чистые белые рубахи и облачены в доспехи. Как только князь являлся из пелены тумана, от шеренг воинов выступал священник с крестом, и Дмитрий Иванович благодарно принимал благословение.

– Возлюбленные отцы и братья!
– сильным голосом обращался великий князь к ратным.
– Своего ради спасения подвизайтесь за православную веру и братию нашу! Все мы от мала до велика семья единая, род и племя едино, едина вера, Единого Бога именем Господа нашего Иисуса Христа... Умрем же в сий час за имя Его святое, как и Он принял муку крестную за братию нашу, за все православное христианство!..

В ответ ему - дружные крики мужественного ободрения: "Ур-ра!.. "Дмитрий Иванович сообщал о грамоте, присланной святым Сергием Радонежским, которой тот благословил войско на подвиг, и по русскому обычаю, просил у воинов прощения за обиды, возможно нечаянно причиненные им когда-либо...

Меж тем со стороны Красного Холма, где располагались ордынцы, все громче раздавались крики чужого наречия. Медленно истаивал туман, оголяя возвышенности, и прежде всего Красный Холм, на котором был раскинут шатер Мамая. Невольно думалось о том, что возвышение, на котором расположилась ставка Мамая, давало ему серьезное преимущество - позволяло обозревать все восьмиверстное в ширину и пятиверстное в глубину пространство поля, почему он, видимо, и решился дать бой, не дожидаясь подхода медлительных союзников. Зато в позициях русских, помимо всех прочих, было ещё одно преимущество, возможно, ещё не оцененное Мамаем и его темниками: лесистая местность слева, та самая Зеленая Дубрава, в которой под покровом тумана спрятался засадный полк.

Ближе к полудню, когда туман почти что совсем рассеялся, блеснуло в лучах солнца вытянутое болото, поросшее по мелководью то камышом и осокой, то потемневшими кувшинками и кубышками. Посреди болота величаво проплыла стайка длинношеих белых лебедей, внезапно взлетевших при виде медленно парившего в небе орла. Чирки, сидевшие на воде, как на гнездах, словно в забытьи, мелькая белопузьем, заныряли один за другим. Тревожно вскагакали меднотрубными голосами гагары, запрыскали в воздух и кусты кулички-черныши, высверкивая ярко-белыми надхвостьями.

Объехав все полки и убедившись, что они удачно заняли позиции и готовы к бою, великий князь вернулся в большой полк, центровой, где был его шатер. Под большим великокняжеским знаменем с расшитым на нем золотыми нитями Спасом собрались воеводы. Спешившись, Дмитрий Иванович обернулся к Бренку:

– Михайла Андрев, помоги-ка раздеться...

Бренк соскочил с коня, почтительно снял с могучих плеч князя багряную мантию, тут же передав её слугам.

– Расстегни-ка, братушка, и колонтарь.

Бренк и слуги стали послушно расстегивать на князе пряжки безрукавного пластинчатого колонтаря, украшенного золотой насечкой и гравировкой. Воеводы, постарше великого князя возрастом, смотрели на него с недоумением. Тимофей Васильевич Вельяминов (он первым догадался о замысле князя) завертел пальцами возложенных на высокую золоченую луку седла синеватых рук. Герой Вожской битвы и многих других сражений, очень благонравный в быту, один из самых уважаемых на Москве воевод и бояр, Тимофей Вельяминов наклонился к уху Боброка:

– Что он задумал? Останови его! Он, видно, решил переодеться в доспехи простого ратного...

Боброк, вперив недоуменный взгляд в грозные спокойные очи Дмитрия Ивановича, подался всем телом вперед, не зная, что сказать великому князю. Тем временем слуги отстегнули на князе кольчатый подол и обе половины колонтаря, грудную и спинную. Дмитрий Иванович остался в рубахе, на груди золоченый мощевик-оберег с изображением на нем мученика Александра, завещанный отцом.

– Принеси-ка мне крепкие доспехи простого ратного, - распорядился великий князь, обращаясь к слугам.