Шрифт:
– Что ты сделала?
Она была такой блаженной, когда рассказывала о конце жизни Хита. Такой невозмутимой, когда рассказала мне, как проверила, чтобы убедиться, что он мертв. Взволнованно гордая тем, что теперь у нас есть один и тот же секрет.
Часть меня хотела посмеяться над собственной глупостью. Когда она, наконец, вернулась, наполовину промокшая, моей первой мыслью было, что ей не удалось совершить самоубийство.
Теперь я хотела покончить с собой. Была ли у Хита семья? Я никогда не спрашивала его о нем самом; всегда была слишком погружена в свои собственные страдания.
– Ты просто столкнула его со скалы?
– Не большое дело. Его тело найдут только поздней весной, когда дети снова начнут веселиться; его едва можно будет узнать. Я забрала его бумажник и все, что помогло бы его опознать. В конечном итоге, он станет просто еще одной статистикой, когда они выберут легкий путь и объявят его наркоманом, который упал. Или прыгнул, как угодно. Ты же знаешь, как это происходит там, на горе.
– Ты. Убила. Его, - желчь подступила к моему горлу и чуть не задушила меня.
– Ты, бл*ть, убила его.
– Я сделала для тебя то, что ты сделала для меня. Неужели ты не понимаешь, что это значит?
Я не могла дышать. Я также не могла решить, испытываю ли я гнев, отвращение или психотическую отстраненность. Я закрыла лицо руками и наклонилась, чтобы положить голову на колени. Этого не может быть на самом деле. Этого не может быть.
У нее хватило наглости потереть мне спину.
– Я не понимаю, почему ты так расстроена. Я сделала это для тебя. Для нас. Так что, мы можем начать все сначала на равных условиях. С чистого листа.
Я оттолкнула ее.
– Для нас?? Какие равные условия? Я никогда не хотела быть тобой. Ты же провела большую часть своего жалкого существования, пытаясь быть мной. Тебе всегда приходилось меня обманывать или саботировать, потому что ты боялась, что я добьюсь успеха. Ты крала идеи; бросалась доделывать дерьмо раньше меня; кралась вокруг, чтобы убедиться, что ты ничего не пропустила. Все, чего я когда-либо хотела, это чтобы ты убралась к чертовой матери. Нет никакого чистого листа, потому что никогда не было гребаного листа.
Она схватила меня за руку.
– Да ладно, Редж. Просто успокойся. Ты всегда так драматизируешь.
Я вскочила и отпрянула от нее с такой силой, что чуть не бросилась сама в камин. В этот момент я потеряла самообладание. Я откинула голову назад и расхохоталась. Это было бы уместно, если бы я умирала в огне, в то время как дьявол сидел там и наблюдал.
– Как тебе такое для драматизма? У тебя была семья, Сильвия. У тебя был муж и две красивые девочки. У тебя был художественный талант. Ты могла бы сделать со своей жизнью все, что захочешь. Но ты — ТЫ — выбросила все это из-за своей одержимости мной. Это безумие в лучшем виде.
– Потому что у нас был договор. Мы сделали это и пообещали всегда быть рядом друг с другом. Это сильнее, чем семья. После того, как я ушла отсюда раньше, я, наконец, поняла, что должна была сделать широкий жест, чтобы показать тебе, насколько я тебе предана.
– Прекрати так говорить!
– мои руки вцепились в волосы на макушке.
– Я никогда не просила тебя убивать ради меня. Я даже не могу понять, почему ты решила, что я вообще могла об этом подумать. Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала.
Я издала еще один маниакальный смешок, увидев растерянное выражение на ее лице.
Она потянулась ко мне.
– Теперь мы можем заключить новый договор и всегда защищать друг друга.
Я глубоко вздохнула и отошла от нее. Я размахивала руками, как сумасшедшая.
– Новый договор? Ты хочешь нового договора?
Она кивнула, не понимая моего психического состояния в данный момент.
– Ну, да. Теперь, когда мы обе убили друг за друга, это имеет смысл. Теперь у нас есть точки соприкосновения, и я хочу сделать все возможное, чтобы ты чувствовала себя комфортно.
– Ты невежественная ублюдина. Я просто хочу, чтобы ты убралась подальше от меня. Мы совсем не похожи, и уж точно у нас нет ничего общего.
– Но мы обе убили.
– ЗАКРОЙ РОЙ!
– мой голос достиг уровня, которого я никогда раньше не слышала.
– Просто. Бл*ть. Закрой. РОТ!
Ее глаза расширились, и она начала что-то говорить, но я подняла руку. Теперь я была главной. Я слишком много раз склонялась перед ней, просто, чтобы сохранить мир, но теперь, теперь все зашло слишком далеко.