Тристан всплыл в моей голове, когда я вздрогнула. Тепло его тела было бы чудесно там, в темноте.

Ничего больше не видя, я прислонилась спиной к столбу и ударилась о него затылком. Мои пальцы теребили цепочку на столбе, чтобы она не впивалась мне в ягодицу.

И там, у основания столба, я нашла ключ. Прямо в самом очевидном месте, что делало его совсем нереалистичным. Спрятанный у всех на виду, в истинно безумной манере.

С моими холодными и окоченевшими пальцами потребовалось несколько попыток, чтобы разблокировать оковы. Я отбросила их ногой и, спотыкаясь, побрела по комнате, чтобы развести огонь. Я удовлетворенно зашипела, когда пламя разгорелось и согрело мои руки. По крайней мере, ведьма не играла в прятки с веществом для разведения огня.

По мере того, как в комнате становилось теплее, я ходила взад и вперед, чтобы быстрее согреться. У меня было два варианта. Остаться и посмотреть, каков был ее план игры, или уйти и попытаться ориентироваться в темноте и холоде, пока я буду идти пешком мили назад к ближайшему телефону.

Последняя дрожь покинула мое тело, когда я села на камин.

– Я остаюсь прямо здесь. Бежать от нее все равно не получится, и таким образом я узнаю, жив ли Хит.

Я встала и уставилась в окно.

– Если она вернется.

Даже в компании танцующего пламени, мой голос все еще эхом разносился по комнате. Я вытащила свой телефон просто для того, чтобы посмотреть, появился ли сигнал где-нибудь в хижине. Ничего.

Что она планирует сделать с Хитом и/или его телом?

Может быть, она пыталась понять то же самое. Я снова подумала о ее реакции на стрессовые ситуации. Необходимость сказать ее дочери, что она изменила Полу и залетела, была очень беспечной, очень непримиримой. Я все еще не могла поверить, что она переспала с футболистом.

Переспала ли?

Ханна как-то спросила меня, есть ли у нее какое-нибудь сходство с тем парнем, но это была не та тема, которую я хотела с ней обсуждать, особенно, когда я думала, что она совсем не похожа на Томми.

Я нахмурилась, когда в моей голове возникла мысль, пока я делала несколько вычислений. Холодок пробежал у меня по спине, пока я ждала.

Я подогнала машину к берегу реки так близко к вершине горы Путни, как только могли подъехать машины. Даже в детстве это было единственное место в мире, которое всегда давало мне ответы. Может быть, если бы я знала, каково это быть ею — делать то, что она делала, — я бы поняла ее лучше. Всю нашу жизнь она либо открыто называла меня, либо намекала, что я своего рода «подражатель».

Она понятия не имела. Я тоже могла делать в точности все, что делала она. Я могла бы сделать это с меньшим беспорядком и без зрителей. И да, это может быть победой для нее. Будьте осторожны с тем, что вы говорите о ком-то. В конце концов, они в это верят, Реджина. Но если бы я могла понять ее? Это было бы победой и для меня тоже. Как бы мне ни было неприятно это признавать, что-то изменилось в моей лучшей подруге, когда она выбросила тело Джо в реку. Ее теплые глаза сменились холодными камнями, которые никогда не смотрели на меня по-прежнему. С тех пор, она сомневалась и даже избегала меня. В течение многих лет я чувствовала, как она расспрашивает меня без слов; как будто в любую минуту я могла разразиться какой-нибудь безумной тирадой, которая вывела бы ее из себя. Она не могла ошибаться сильнее.

Мне не нужно было соглашаться с ней, чтобы выполнить свою клятву. Это был не тот человек, которым я была тогда, и даже не тот, кем я стала много лет спустя. Конечно, годы изменили нас и сделали нас обеих холодными, но я была точно такой же девочкой, которая заключила тот договор на детской площадке у подножия той самой горы. Я была девочкой, которая отдала свою девственность дяде Реджи, чтобы спасти ее там тоже.

Ты уже делала это раньше. И это было не копирование. Это было сделано для того, чтобы спасти ее — чтобы понять, через что она проходит. Чтобы общаться с ней… Только Джо был совсем не так уж плох.

Я не хотела думать об этом. Конечно, то, что он сделал с ней, и, возможно, даже со мной, было неправильно. Но даже тогда, даже после Ханны, я не думала, что он заслуживал смерти. Я полагала, что люди воспринимают вещи по-разному. Но каждый раз? Может, и нет. Мне нужно было это выяснить.

Что я знала: в ту ночь что-то изменилось. Моя лучшая подруга была убийцей. Это было то, к чему я никогда не имела отношения. Это было то самое, что стояло между нами и разрушало нашу дружбу все эти годы. Затем, выйдя из машины и услышав сердитый рев с реки, все стало ясно.

Я стояла там и смотрела, как белые шапки воды встречаются с лунным светом. Стоя на утесе примерно в четырех футах от кромки бушующей воды, я посмотрела вниз и точно знала, что делать. С уходом Хита одним отвлекающим фактором стало бы меньше. Лучше? Это было бы нашей связью. Я бы знала, что она чувствовала. Я могла бы даже признаться ей в этом. Тогда она бы знала, что у меня на нее ничего нет, и не боялась бы, что я ее выдам. Она бы снова доверилась мне, зная, что у нее тоже есть материал на меня. Мы могли бы даже продлить договор, если бы она захотела. Она так и сделает. Это все исправит.