Ожидаемо там ничего не оказалось. Толпа возмущенно загудела, а курившие в сторонке парни напряглись и подошли поближе.

Щёлкнув пальцами и потерев их друг об друга, я показал, чтобы мне отдали деньги.

— На, подавись! — выкрикнул шулер и швырнул мне смятую трёшку.

Подхватив купюру, я вновь потёр пальцами: мало, мол.

— Пошёл на… — мило ответил грузин. Или кто он там был?

— Полис?

— Какая на хрен полиция, у нас милиция, — пояснили двое угрюмых парней из охраны шулера.

— Иес, мильиция.

— Да по хрен нам твоя милиция, негр. Вали отсюда, пока мы у тебя деньги не отобрали и не накостыляли тебе.

— Иес, ноу полис, иес КГБ.

— …ять! Он иностранец, да ещё и негр. Это нам накостыляют за него, и никакие связи не помогут, — спрогнозировал ближайшие события один из артистов, до этого момента молча наблюдавший за развитием событий. — На, держи ещё трёшку и вали отсюда. Все расходимся: цирк уехал!

Кивнув, я забрал три рубля и свалил.

— Гад африканский, — проорал мне вслед шулер.

Чуть позже он делился своими впечатлениями с подельниками:

— Смотрел на меня, как удав на кролика, аж голова разболелась! А его шрам вдруг стал раскрываться, а оттуда кровь как хлынет чёрная… — шулера передёрнуло, — и зубы торчат белые, как снег.

— Не трепись, — лениво сплюнул в сторону охранник, с ухмылкой глядя на испуганного сообщника.

— Вот те крест! Я с таким вообще никогда не встречался.

— Негры они ведь с духами якшаются, вот тебе и не повезло. Это у нас религия, а у них непонятно что, — подтвердил «актёр». — Ну его на хрен, не связывайся больше с иностранцами, себе дороже.

Всего этого я, разумеется, не слышал, направляясь в магазин. А там меня уже ждали.

— Чавой-то ты долго билеты покупаешь?

— Так очередь, еле купил. У вас тут всегда так?

— А то! В очереди не постоишь, значит, день прошёл даром! Учись, негритёнок, — и обе тётки оглушительно расхохотались. Типа очень смешно, хотя и очень грустно: сколько времени впустую пропадает.

— Ладно, держи свою авоську с продуктами. Мы всё в бумагу завернули, чтобы не увидели, что несёшь. А то народ у нас ушлый, увидят, начнут расспрашивать: где, мол, взял? А ты и расскажешь, чёрная твоя душа, у кого купил. Они к нам, а у нас-то и нету ничего! Люди жаловаться пойдут, к нам ОБХСС нагрянет с проверкой, да выметут всё подчистую. Стало быть: бери и молчи. Ясно?

— Понял, спасибо. А где у вас тут фарцовщики обычно обитают?

— А что, у тебя есть что?

— Сигареты, жвачки, колготки.

— Да?! — глаза обеих тёток вспыхнули ярче прожекторов.

Но тут внезапно отворилась дверь, и в магазин ввалились двое подвыпивших мужиков, проорав с порога:

— Водка есть?

— Есть, — недовольно ответила продавщица. — Какую вам: «Русскую» или «Пшеничную»?

— «Русскую» давай, она дешевле, — проорал один из них. — Четыре сорок или пять двадцать, есть же разница? Русское всегда дешевле, — изрёк он неочевидную мудрость.

— Да, — поддакнул ему товарищ, — понимание надо иметь.

— Что ж вы делать-то будете, если она подорожает? — поинтересовалась у забулдыг продавщица.

— Пить! — пьяно улыбнулся ответственный за финансы, скрупулёзно подсчитывая деньги, и пропел на манер частушки:

Если водка будет пять,

Мы её все будем брать.

Если водка станет восемь,

Всё равно мы пить не бросим.

Передайте Ильичу –

Нам и десять по плечу!

Если цены станут больше,

То мы сделаем как в Польше.

Если будет двадцать пять -

Будем Зимний брать опять!

— А если водка станет триста? — спросил я, усмехнувшись.

— Петька, глянь-ка на туриста! — тут же выдал рифму пьяница, перевёл на меня внезапно умный взгляд светло-голубых глаз и добавил тихо: — Если водка станет триста, значит, свергли коммунистов.

— Дайте им «Пшеничную», я добавлю, — сказал я.

— О! Вот она дружба народов! Суууществует, — еле ворочая языком, проговорил второй. — Спасибо!

Я пожал плечами, сунул рубль и добавил ещё мелочи к тем деньгам, которые положили пьяные мужики. Сграбастав бутылку водки, они ретировались, довольно галдя и обсуждая подвернувшуюся удачу в моём лице.

— Ну, бывай, негр. Может, ещё свидимся, — бросил голубоглазый, и дверь за ними тут же захлопнулась.

— Пошли в подсобку, — позвала меня за собой Маня, — там поговорим. А то проходу не дадут, так и будут туда-сюда шастать.

И она, не дожидаясь моего ответа, подхватила табличку с надписью «Перерыв» и навесила на дверь, предварительно закрыв её на ключ. Причём дверь гастронома закрылась точь-в-точь, как недавно закрылось окошко кассы на вокзале: прямо перед очередным посетителем. Тот, не веря своим глазам, дёрнул ручку, затем постучал, требуя, чтобы ему открыли, потом громко выругался, плюнул и направился к другому магазину.