Шрифт:
Осторожно ощупываю пространство – между первой Лейлой и второй нет ни одной женщины. Щемящая гулкая пустота.
– Молчание – знак согласия. Значит, любишь! – констатирует глухо Наташа, и выдирает свою теплую ладонь из моей. – Я не встану на пути между вами. Мне нужен только мой мужчина, преданный мне одной. Хочу, чтобы меня любили так же безгранично, как мой папа любил маму!
Девушка отворачивается от меня, расправляет плечи, заходит в дом.
Остаюсь один. Наедине с самим собой и сетью… в которую меня поймала Наташа. Животный страх потерять её пронзает мое тело.
Не могу! Не хочу! Не отпущу!
Глава 16
Лейла
Абсолютно не понимаю Амира. Смотрит так, будто готов пойти за мной на край свете. По сути, он сильно рискует, пряча меня от дяди здесь, в доме, где живут его дети. Если Аким узнает, ему несдобровать. Уверена, что дети не остановят мерзавца.
Захожу на кухню, попить воды. Лиля и Камилла сидят за столом, о чем-то судачат на татарском языке. Не понимаю их абсолютно.
– Шулай! (вот так) – шипит девочка, бросая на меня недружелюбный взгляд.
– Я попить, – наливаю себе воды из чайника.
– Зачем тратишь кипяченную воду? Налей из-по крана, – учит меня жизни женщина.
– У нас в Москве нельзя пить воду из-под крана…
– Пошли спать, – рычит Амир, появляясь на кухне.
– Женщины подрываются с мест, быстрыми шажками семенят к выходу. Пристраиваюсь за ними.
– А ты останься, – едва слышно произносит мужчина, хватая меня за руку, останавливает.
Едва остаемся наедине, как он обнимает меня за талию, крепко прижимает к себе. Шипит в губы:
– Я просил поменьше болтать языком. Кто ты и откуда!
– Прости!
– Не прощаю. Наказана! – мягкие губы впиваются в мои. Поцелуй длится так долго, что начинаю задыхаться. Мужчина забирает весь мой воздух, а взамен дарит странное чувство. Ощущение такое, будто он вливает в меня волшебную влагу, которая распространяется по всему телу. Мякну в крепких руках. Обвиваю его за шею.
Крепкие руки заползают мне под кофту, долго там рыщут, пытаясь добраться до кожи.
Заминка. Её достаточно, чтобы мы оба пришли в себя.
Амир отстраняется, отталкивает меня в сторону.
– Накорми меня!
– Позвать маму?
– Сама накорми меня! Мужчина пришел с работы, голодный и злой, – бросает на меня теплый нежный взгляд.
Сбрасываю у порога куртку и теплую кофту. Иду к холодильнику и кастрюлькам.
Амир уходит мыть руки, возвращается, занимает место во главе стола. Сидит молча, наблюдает за моими действиями.
– Ты абсолютно не приспособлена к жизни! Неужели твоя мать не приучала тебя к хозяйству. Ты же девочка!
– Нет, – шепчу, хлюпая носом. Ощущаю вину за нас обеих.
– Почему?!
– Она считала, что виновата в том, что мне пришлось провести два года в плену, жить с чужими людьми, когда я была совсем крохой. Поэтому, когда мама всегда сдувала с меня пылинки, всё прощала…
– Повернись ко мне, – требует с меня жестко.
Поворачиваюсь, опустив глаза с застывшими в них слезами в пол.
– Посмотри на меня, – интонации в голосе более мягкие.
Не смею поднять глаз.
Амир выходит из-за стола, подходит ко мне, обнимает одной рукой за талию, второй поднимает мой подбородок так, что я вынуждена посмотреть ему в глаза.
– Из-за наследства? Сколько тебе было?
– Да. Пять.
– Убил бы этих мразей! – мужчина снова прижимает меня к себе. На этот раз нежно, без давления.
Но мне этого мало для утешения. Сама ищу его мягкие нежные губы. Они такие сладкие и манящие. Уносят меня в другое измерение, помогают забыть о всех тяготах жизни.
Дотягиваюсь до нижней губы, осторожно целую. Касаюсь, как бабочка крылышком.
Амир проводит языком по моим несомкнутым губам.
– Лейла! – шершавые пальцы нежно гладят мое лицо.
Мне тяжело и легко одновременно. Странное ощущение, разрывающее мое обычное восприятие мира. Вроде я поступаю верно, но меня гнетет чувство, что в моем поведении с мужчиной есть что-то противозаконное, выходящее за рамки дозволенного.
Амир очень быстро поглощает ужин. Я смотрю на него, пытаюсь разобраться с собой. Ничего не получается. Чем больше смотрю на него, тем больше не понимаю себя.
За гранью. Эти эмоции, вернувшиеся ко мне бумерангом от мужчины, грозят мне катастрофой. Рушится мой привычный мир.