Заинтересованность в ее взгляде прямо говорила мне о том, что идея привезти ее в парк, была самой, что ни на есть подходящей.

— Может, хочешь мороженого? — спросил я, прогоняя из головы образы стонущей Джоанны, прижатой к каменной стенке здания.

Она остановилась и развернулась ко мне всем телом, попутно вынимая руку из моего кармана. Ее брови в удивлении съехались к переносице.

— Мороженого?

— Ну да, такое холодное лакомство, — решил пояснить я, словно она никогда в жизни не видела мороженое.

Она хмыкнула и приподняла уголок губ.

— Ты всегда ешь мороженое когда на улице холодно? — спросила она, в синих глазах заискрило веселье.

— Черт ты права. Я думал, ты захочешь мороженого. Мне еще не приходилось угощать девушку чем-то кроме алкоголя, — почесав затылок, сказал я.

— Мороженое сойдет, — медленно протянула она, улыбаясь одними глазами. У меня сложилось впечатление, что сказать она хотела совсем не это.

Я кивнул и снова машинально взяв ее за руку, повел к злополучному лотку, где продавали мороженое.

— А ты, какое мороженое будешь?

Джоанна усмехнулась и хитро посмотрела на меня.

Я не понимал что, мать вашу, происходит.

— Клубничное мое любимое, а ты, какое будешь? — спросила она, выделяя интонацией последнее слово.

— Шоколадное, — коротко ответил я, разглядывая ее профиль, в попытках узнать, над чем она насмехается. Однако мне это не удалось, потому что, мы подошли к лотку с мороженым и напитками.

— Одно шоколадное и одно клубничное мороженое, — сказал я, на ходу доставая бумажник с заднего кармана джинсов.

Продавец окинул меня непонимающим взглядом.

Я посмотрел на него, а потом на Джоанну, подмечая, что она, уже не скрываясь, хихикает над чем-то.

— Мороженого нет, холодно ведь, — сказал продавец, возвращая меня на землю.

— Мороженое не продают осенью, Блейк, — вторила ему Джоанна и накрыла мое плечо своей ладонью, поставив в тупик.

Она откинула волосы за спину и обратилась к продавцу:

— Сахарную вату, пожалуйста, — затем взглянула на меня, — а ты будешь?

Я отрицательно покачал головой. Достал двадцатку и протянул продавцу.

— Сдачи не нужно, — добавил я. Парень кивнул и забрал деньги.

Маленькая пакостница знала, что я буду выглядеть как идиот, но не предупредила меня. Я не любил когда меня разыгрывают и выставляют кретином.

— Ты не часто бываешь в таких местах, не правда ли? — спросила Джоанна, запрокидывая голову и заглядывая в мои глаза.

— В детстве, может быть, я уже и не помню. А ты? Должно быть, родители часто водили вас повеселиться?

— Вас? — переспросила она, округляя глаза.

— Ты говорила, что у тебя есть брат.

— Да, да, я и брат.

Улыбка Джоанны дрогнула, мой вопрос поубавил ее смешливости. На секунду в ее глазах я заметил печаль, но она исчезла также быстро, как и появилась. Джоанна натянула улыбку и отвела взгляд.

— После развода родителей, отец пару раз водил меня в парк.

Продавец подал Джоанне ее заказ, и мы решили прогуляться по набережной.

— Ты общаешься с отцом? — вдруг спросил я.

Она удивленно взглянула на меня, как если бы я спросил у нее о температуре поверхности солнца, затем отрицательно покачала головой, и отщипнув кусочек ваты, положила его на язык.

— Нет, мы практически не общаемся. Он больше рад моему брату, чем мне, — отмахнулась она, в ее голосе была заметна горечь.

— Что-то произошло?

Она снова покачала головой.

— Ничего такого, так было всегда, сколько я себя помню. Брат отказывался общаться с ним с самого детства, а я была так рада, когда видела его. Он общался со мной какое-то время после их с мамой развода. Потом ему, видимо, надоело. И я больше не ходила в парки, — она вздохнула и заморгала, словно собирается расплакаться. Но через секунду взглянула на меня ясными глазами.

— Большие дяди всегда заняты, не так ли? — она усмехнулась, и жестом предложила мне сахарную вату. Я отщипнул кусочек и закинул его себе в рот.

Меня одолевали интерес и любопытство. Хотелось узнать о ней и об ее отношениях с отцом больше. Но я решил обуздать этот порыв. Было видно, что ей тяжело даются подобные откровения.

— Моя мать бросила нас, когда мне было шесть, — зачем-то рассказал я.

Джоанна замерла, ее лицо побледнело, глаза засветились сожалением.

— Я остался один, с отцом, который всего себя отдавал работе и полным домом прислуги, — продолжил я.