Хотя Спартокиды IV в. называли себя царями только подвластных им меотских племен, в отношении же подвластного им греческого и туземного населения Боспора довольствовались исконным титулом архонта, тем не менее, о характере власти Спартокидов не может быть двух мнений: они были наследственными неограниченными монархами (лишь в литературной традиции они нередко называются тираннами). Правда, в афинском документе 347-6 гг. Спартокиды Сатир, Левкон, Спарток и Перисад называются просто по их именам, без каких-либо прибавлений. Но та же практика наблюдается в афинских документах первой половины IV в. и в отношении иных монархов: Аминты македонского (SIG3, 135, 157), Кетрипорида фракийского, Липпея пеонского, Граба иллирийского (SIG3, 127), Ариббы молосского (SIG3, 228) [39] . Даже такой могущественный государь того времени, как Дионисий I, удостоился от афинян прибавления к его имени лишь титула «архонт Сицилии» (SIG3, 128, 159) [40] . Боспорскую державу любят сопоставлять с Сицилиею [41] , но это сопоставление вряд ли удачно. Сицилийская держава правильно характеризуется как военная монархия: власть сицилийских правителей опиралась главным образом на наемническую армию. Правда, и Спартокиды держали наемную армию. Но политика Дионисия и политика Спартокидов IV в. различны. Дионисий силою подчиняет себе греческие города Сицилии, его агрессивная политика направлена далеко за пределы Сицилии; он стремится к созданию могущественной державы, мечтает о подчинении Карфагена, может быть, также южной Италии. Если Спартокиды подчинили своей власти Феодосию, то это было вызвано экономическими соображениями, как указано выше. Спартокиды подчиняют своей власти меотские племена в Кубанской области с определенной целью — занять их хлебородную территорию. Если уж характеризовать как-либо Боспорскую монархию, то ее правильнее было бы назвать аграрно-коммерческой монархией, но ни в каком случае не военной [42] .

До конца IV в. мы не слышим ни о каких разногласиях среди членов правящей династии, не замечаем никакого стремления к присвоению одним из них преобладающего положения. Но после смерти Перисада в 310 г. возникли распри из-за верховной власти между его сыновьями. Подробный рассказ об этом сохранился у Диодора (XX, 22–26), пользовавшегося, несомненно, хорошо осведомленным местным источником [43] .

Мы не будем пересказывать живое и интересное повествование Диодора. Ограничимся лишь выделением из него наиболее важных черт.

После Перисада осталось трое сыновей: Сатир, Притан и Евмел. Старший из братьев вступил на престол, но младший вступил с ним в борьбу. Привлекши на свою сторону некоторые соседние племена туземцев в азиатской части Боспора, Евмел развернул там военные действия; союзником его был Арифарн, царь сираков, одного из меотских племен. Сатир с значительными военными силами, состоявшими из греческих и фракийских наемников под предводительством грека Мениска, а также из скифов, переправился из Пантикапея на азиатскую сторону. В происшедшей битве победу одержал Сатир. Евмел и Арифарн укрылись в хорошо укрепленный замок последнего. Попытки Сатира взять замок приступом окончились неудачей. От полученной раны он умирает, процарствовав всего 9 месяцев. На престол вступил средний, брат, Притан. Евмел вступил с ним в переговоры, предложил ему поделить власть с тем, чтобы Притан правил в европейской части, Евмел — в азиатской. Но Притан на это не пошел. Тогда Евмел, опираясь на туземцев, захватил в свои руки все укрепленные пункты в азиатской части. Притан выступил против войска Евмела, но, будучи оттеснен, должен был капитулировать, передал свое войско Евмелу, отказался от верховной власти и вернулся в Пантикапей. Там он еще раз сделал попытку вернуть себе власть, но потерпел неудачу, бежал в Сады, где и погиб насильственной смертью. Таким образом Евмел оказался полным победителем в братоубийственной войне. С приверженцами Сатира и Притана и с их семьями он обошелся жестоко — все они были перебиты; спастись удалось лишь сыну Сатира, юноше Перисаду, нашедшему приют у одного из туземных царьков.

Из рассказа Диодора ясно видно, какое значение на Боспоре и в прилегающих к нему местностях имели в конце IV в. туземные племена. Братья ведут борьбу, опираясь столько же на свои наемные войска, сколько и на туземное ополчение [44] .

Крутая расправа Евмела со своими родственниками вызвала в Пантикапее брожение. Евмел созвал народ на сходку, произнес на ней речь в оправдание своего поступка, и, говорит Диодор, восстановил В Пантикапее , не прежний образ правления, как обыкновенно толкуют и переводят, а «отцовский» исконный образ правления, т. е. тот строй, который был при Спартокидах и который был нарушен событиями, разыгравшимися после смерти Перисада. Евмел подтвердил те связанные с ателией привилегии, которыми пользовались проживавшие на Боспоре иноземные купцы; он освободил Пантикапей от , прямой подати, которая взималась в качестве экстраординарной меры и, очевидно, шла главным образом на покрытие военных расходов, связанных с войной. Все остальное время своего правления Евмел управлял в духе установившихся в государстве обычаев. Евмел старался укрепить дружественные связи Боспора с городами Причерноморья. Он оказал услуги Византию, Синопе, Каллатии (см. выше). Для поддержания регулярного судоходства по Черному морю он вел борьбу с теми туземными племенами, которые широко занимались пиратством [45] . За это, говорит Диодор, Евмела прославляли не только в его государстве, но и во всем мире, «так как купцы разблаговестили повсюду о его благородстве». Он присоединил к Боспору значительную часть соседней с ним территории, занятой туземными племенами. Евмел задумывал покорить даже все племена, обитавшие по берегам Черного моря — явное, конечно, преувеличение — и, может быть, замечает Диодор, привел бы свое намерение в исполнение, если бы этому не помешала его внезапная и преждевременная смерть.

Очевидно, Евмел решил раз навсегда покончить с существовавшей на Боспоре «династической» системой правления, стать единоличным правителем. Объявил ли себя Евмел таковым, точнее сказать, принял ли он царский титул, неизвестно. Время для этого было, во всяком случае, подходящее. Вспомним, что в 306 г. приняли царский титул диадохи Антигон, Птолемей, Селевк, Лисимах, Кассандр. Конечно, в мировой политике того времени Евмел не мог играть какую-либо роль, да и не стремился к этому. Но что он сыграл крупную роль и на Боспоре и в окружающем его припонтийском мире, в этом сомневаться не приходится.

К началу III в. процесс формирования Боспорского государства, ставшего отныне царством, должен считаться завершенным. Престиж Спартокидов настолько возрос и упрочился, что и Афины теперь величают сына и преемника Евмела, Спартока, царем, его царство — державой [46] . На самом Боспоре новая титулатура его правителей не выдерживается, однако, со строгою последовательностью. Тот же Спарток в одной пантикапейской надписи (IPE, II, 13) титулуется прежнему архонтом, в другой пантикапейской надписи (IPE, II, 14) к его, имени присоединяется , в двух фанагорийских надписях он называется . То же самое нужно сказать и о титулатуре преемника Спартока, Перисада, вступившего на престол в 284 г., который в пантикапейской надписи (IPE, II, 15) титулуется по-старому: архонт Боспора и Феодосии, царь синдов, всех меотов и фатеев. В пантикапейских надписях, упоминающих Перисада I (IPE, II, 16, 17, 18, ср. 308), он титулуется уже просто [47] . Точно также на пантикапейских монетах поздних Спартокидов, царствовавших в течение второй половины III и во II в., они уже регулярно титулуются царями [48] . Но эти Спартокиды-цари были куда слабее своих предшественников, Спартокидов-архонтов. Стало постепенно увядать и Боспорское царство. О причинах, обусловивших его увядание, мною было достаточно сказано в особом этюде [49] .

Боспор завязал торговые сношения о Афинами уже со второй половины V в. За это говорит факт нахождения в архаическом некрополе Пантикапея аттических чернофигурных сосудов, в том числе прекрасной панафинейской амфоры конца VI в. [50] На это же указывает и найденная в Афинах чернофигурная чаша, относимая к последним годам господства в Афинах Писистратидов, на которой изображены, между прочим, стрелки с боевыми секирами, одетые в типичный скифский костюм, — ясное указание на то, что уже тогда скифы были знакомы афинянам не по слухам только, а воочию. Это ведет к предположению, что, может быть, скифы служили у Писистратидов в числе наемников, попадать же они в Афины могли скорее всего из северного Причерноморья [51] . Позднее, в V и в первой половине IV в., в Афинах «скифами» назывались государственные рабы, несшие полицейские обязанности [52] . Надо полагать, что, помимо рабской силы, Афины, получали с Боспора уже в V в. и зерновой хлеб, может быть, и не в таком большом количестве, как это было в IV в., — главным поставщиком хлеба в Афины до сицилийской катастрофы служили Сицилия и южная Италия [53] . После этой катастрофы вопрос о регулярном снабжении хлебом стал чрезвычайно острым, и взоры афинского правительства естественно должны были обратиться на Боспор, с которым с тех пор и завязываются постоянные торговые связи.

Возможно, впрочем, что уже Перикл положил этому начало во время своей так наз. Понтийской экспедиции [54] . Хотя Плутарх (Перикл, 20), только один и сообщающий о ней, отмечает пребывание Перикла лишь на южном побережье Черного моря, но более чем вероятно, что он тогда же посетил и северное Причерноморье и в таком случае, конечно, не миновал и Боспора, где тогда правили или последние Археанактиды, или первый Спартокид. Что при них Боспор состоял в торговых сношениях с Афинами, доказывают найденные в архаическом некрополе Пантикапея аттические краснофигурные сосуды ранних стилей (Rostowzew, ук. соч.).