«Потом я попал в больницу. Лежа на операционном столе, я поднял глаза на человека, занесшего надо мной скальпель, и невольно подскочил. Это был «ейный муж»!

— П-позвольте, — пролепетал я. — А где Назаревич?

— Ложитесь! — хладнокровно скомандовал старый знакомый. — Это я.

Пока он еще не сделал первый разрез, я, ненатурально улыбнувшись, спросил:

— А как же пирог с калиной?

— Пирог с калиной — без отрыва от производства. Помогаю жене. Женщин надо ува…

Я хотел ему что-то сказать, но не успел, потому что доктор медицинских наук сделал знак своим помощникам, и они буквально закрыли мне рот. Хлороформовой маской.

Я СТАНОВЛЮСЬ СЛАВНЫМ МАЛЫМ

(Записки книголюба)

12 сентября. 20 лет я копил, как Шейлок, ходил пешком, чтоб сэкономить трамвайный билет, и в то время, как мои знакомые за полную стоимость загорали в солнечной «Аркадии», я проводил время совершенно бесплатно в парке имени Шевченко!

Для чего? Для того, чтоб иметь вот это сокровище, вот эти 6400 томов — от Апулея до наших дней.

Теперь ко мне то и дело заглядывает какой-нибудь приятель и, протянув руку к стенам, заставленным корешками, извлекает первый попавшийся экземпляр.

— Вот это вещь! — говорит приятель. — Слушай, а ты не дашь мне ее на два дня почитать?

— Видишь ли, — отвечаю я неестественно бойким тоном, — свой велосипед, свои книги и свою… как это говорится… я взаймы не даю!

И заливаюсь одиноким смехом.

— Ясно, — мрачновато констатирует гость.

Из-за своего сокровища я прослыл заклятым индивидуалом. Чуть ли не мироедом. Когда в 9-м классе проходили Островского, сын машинистки Лели не смог достать «Грозу», ко мне подослали председателя месткома. Он беседовал со мной, затрачивая нравственные усилия:

— Неужели, Никаноров, тебе жалко? Для ребенка, да?

У меня нет никаких слов для оправданий.

Говорят, что книга — лучший друг человека. Иногда у меня появляется желание поднести к этому другу горящую спичку!

1 октября. Вчера я встретил председателя месткома и сказал ему:

— Вениамин Васильевич, я решился!

— То есть? — осторожно осведомился он.

— Открываю библиотеку.

— Совсем?

— Совсем!

— Для всех?

— Для всех!

Он меня тут же, в коридоре, обнял крепко-крепко: косточки под лопатками хрустнули.

— В сущности, ты всегда был славный малый, — сказал Вениамин Васильевич, не помня нисколько зла. — А каталог у тебя есть?

— Нет.

— Сделай!

Весть о том, что у меня будет общедоступная библиотека, разнеслась по районному центру с быстротой искры в тротиловой бочке.

Вечером, когда я сидел дома и вырезал из кондитерского картона библиографические карточки, зашел корреспондент радио, взял интервью:

— Могу ли я сказать нашим слушателям, что у вас все будет на общественных началах?

— Можете!

— Что в знании — сила?

— Да.

— Простите, еще один вопрос: что вы чувствуете, идя навстречу пожеланиям читателей?

Я чувствовал, что у меня выросли крылья, что я духовно окреп, что у меня такое чудное настроение, какого не было ни разу за двадцать лет карьеры заклятого индивидуала!

13 октября. Весь городок валит ко мне валом. Жену я посадил на абонемент, дочь Шурочка гостеприимно открывает дверь, а я сам хожу между стеллажами и, стараясь угадать запросы читателя, объективно советую:

— Возьмите Мариэтту Шагинян. Познавательно.

— Хотите «Атом и мир»?

— А вы возьмите В. Далекого!

На днях зашла заведующая районной библиотекой О. Г. Семисватова и сказала мне комплимент:

— Вы начинаете отбивать у нас основной контингент!

— А у вас есть Сумароков в издании Новикова? — спросил я ее.

— А у вас? — спросила О. Г. Семисватова.

— А у меня есть! — сказал я, и мы оба засмеялись.

Между прочим, у меня есть вещи, которых не было у Смирнова-Сокольского!

Раз в неделю я устраиваю литературный вечер. Жена закрывает абонемент и отправляется выпекать слоеные булочки. Пьем чай, читаем Юлию Друнину и говорим об авангардизме.

Потом я мою стаканы.

Честное слово, мне это все по душе! Дурак я был, что до сих пор сидел, как собака на сене!

10 декабря. Кроме литературного четверга, я теперь раз в неделю провожу «День новой книги» и «Вечер встречи с литкружком».

На днях приезжал лохматый режиссер из областной телестудии. Он заснял мою публичную на пленку. Получилось неплохо, хотя жена утверждает, что «ее эпизод» лохматый режиссер спартачил.