и этот —

не пример.

Верней, примеры,

Да,

но подлого,

фальшивого…

Самих бы их сюда,

в паноптикум,

за шиворот!

Расставить по местам —

пускай их обвоскуют.

По стольким подлецам

паноптикум тоскует!

Обрыдла их игра.

Довольно врать прохвостам!

Давно пришла пора

живых

залить их воском.

Пусть он им склеит рты,

пусть он скует им руки.

И пусть замрут,

мертвы,

как паиньки,

по струнке.

Я объявляю бунт.

Я призываю всех

их стаскивать с трибун

под общий свист и смех.

Побольше,

люди,

злости!

Пора всю сволочь с маху

из кресел,

словно гвозди,

выдергивать со смаком.

Коллекцию их рож

пора под резкий луч.

Выуживать из лож,

что карасей из луж.

Пора в конце концов

избавиться от хлама.

В паноптикум

лжецов —

жрецов из храма срама!

Подайте,

люди,

глас —

не будьте же безгласны!

В паноптикум —

всех глав,

которые безглавы!

И если кто-то врет —

пусть даже и по-новому,

вы —

воском ему в рот:

в паноптикум!

В паноптикум!

Еще полно дерьма,

лжецов на свете —

войска.

Эй, пчелы,

за дела! —

нам столько надо воска!

1963

ТРУСЛИВЫМ ДОБРЯКАМ

Не может добрый быть трусливым.

Кто трусит, тот не так уж добр.

Не стыдно ль за себя трястись вам

и забывать, что смелость — долг?!

«Добро должно быть с кулаками…»

А где же ваши кулаки?

Вы, кто зоветесь добряками,

вы подлецы, не добряки.

Когда друзей за правду били,

кастетом головы дробя,

вы их любили? Да, любили,

но вы любили… про себя.

Когда их те клеймили всуе,

кому б самим держать ответ,

из доброты не голосуя,

вы удалились в туалет.

А после, вам на удивленье,

всем неразумным напоказ,

нерасторопных, как тюленей,

поодиночке били вас.

Неужто же за столько лет

понять на шкурах не смогли вы:

кастет сильнее, чем эстет,

прекраснодушный и трусливый!

Вы вновь: «Что в драку лезть

с дерьмом!»

Дерьмо дерьмом, но мне сдается,

когда добро со злом не бьется,

оно не может быть добром.

1962

* * *

У трусов малые возможности.