Шрифт:
— А учительница знаешь что сказала? А ты думаешь, кто со мной на парте сидит? А когда папа приедет из командировки?
Папа не приехал никогда. Сначала он был просто в командировке, потом — за границей («В Африке?» — спрашивал Славка. В Африку уехали родители его одноклассницы Лены), потом Тоня уже не знала, что врать, как выкручиваться, увертываться от Славкиных вопросов. Потом (это уже было через год, во втором классе) вопросы прекратились.
— Папа с нами не живет, — сказал Славка во дворе своему главному приятелю Диме Семенову.
И Тоня, услышав это (услышала случайно. Славка не знал, что она стоит у окна, под которым они играли), бесшумно закрыла окно и легла на тахту в бессильном оцепенении. Даже плакать не было сил. «Знает! — думала она. — Знает!» А как узнал — осталось загадкой.
Но когда он пришел со двора, было так, будто ничего не произошло. И жизнь продолжалась. И только недавно, спустя еще один год, они наконец заговорили об этом. Начал Славка. Он спросил:
— Мама, а раз папа не стал с нами жить, я все равно должен его любить?
Было воскресенье, они сидели в кухне за столом, завтракали, и Мурзик был тут же, и Славка то и дело наклонялся под стол и что-то подкладывал коту на блюдце. Оттуда, из-под стола, он и задал свой вопрос:
— …я все равно должен его любить?
Его давно это мучило, и он наконец решился.
— Не знаю, — ответила Тоня.
Славка замолчал и больше ни о чем не спрашивал.
У Алевтины с ее легким, веселым характером всегда было хорошее настроение, поэтому увидеть ее мрачной было для Тони сущим удивлением.
— Что с тобой? — спросила она.
— Сглазили! — зло ответила Алевтина.
— Да что случилось-то?
— Потом узнаешь.
Она прошла мимо Тони, почти задевая ее тугим широким бедром. Вчера, когда в конторке шел разговор о мужьях и Марья Николаевна, как всегда, хвастаясь собой, рассказывала, как «худо-бедно, но прожила с мужем всю жизнь», в приоткрытую дверь заглянул Виктор Васильев, верстальщик, и поманил Алевтину: «Выйди-ка».
Алевтина вышла.
— Я, слышишь, что сейчас узнал? — сказал Виктор. — Против Антонины дело закручивают. И ты в этом деле не последняя спица.
— Какое дело? — не поняла Алевтина.
— Неужели непонятно? — Виктор был до удивления трезв. — Книги-то пропадают.
— Ну?
— Вот тебе и ну. Кто-то ж их выносит из типографии.
— Ну и что? А Тоня при чем? А я при чем?
— Надо же, наверное, на кого-то повесить, вот и нашли. Якобы вы замешаны, ты и…
— В чем? — изумленно перебила Алевтина и бросилась обратно в конторку.
Тони не было.
— Где Тоня? — спросила она.
Никто не знал.
— Да вот только что была, — сказал кто-то.
Так до конца смены Тоня в цехе и не появилась. Алевтине показалось, что это — неспроста. Может, и она уже что-нибудь знает?
Но Тоня ничего не знала. Утром, как обычно, проводив Славку, пришла в цех за пятнадцать минут до смены, и первую, кого увидела, — мрачную, непохожую на себя Алевтину.
Книги непостижимым образом исчезали из типографии. «Вы там наведите наконец порядок», — строго сказали Никитину, напутствуя на новую работу.
Принимая дела у своего предшественника, выдвинутого на повышение, Никитин спросил:
— Как обстоит с хищением?
— Да как вам сказать, — пожал плечами бывший директор. — Тянут понемногу.
— А заслон?
— Есть и заслон, — скучным голосом ответил директор. — Словом, увидите.
Он очень быстро увидел. Вернее, услышал. Недели через две ему позвонили из ОБХСС и сказали, что пришлют акт, «поймались тут ваши», пришлют акт, чтобы ознакомился, «и вообще принимайте меры, а то по миру пойдете».
В типографии было много такого, о чем Никитин слышал впервые, было много совершенно новых для него проблем. Когда назначали директором, он, удивленный назначением, — ведь не специалист! — сказал: «А мне трудно будет». На что ему, поморщившись (таких фраз здесь не любили), ответили: «Ничего, справитесь. А не справитесь — снимем. Мы назначаем, мы и снимать будем».
После звонка из ОБХСС Никитин вызвал секретаршу Нину и сказал: «Профсоюзы ко мне». Но еще до профсоюзов в кабинет вошел главный инженер с неотложными бумагами.
— Вот здесь надо подписать, все уже согласовано, — сказал он.
— А что это?
— Новое оборудование. ФРГ. Мы два года выбивали.
Никитин подписал. «С моим уровнем компетентности, — подумал он, — и в самом деле по миру пойдешь». Дело о хищении все же было проще, особых знаний не требовало. Было, например, совершенно ясно, что председатель месткома, сидевший сейчас в кресле напротив, «мышей, что называется, не ловит».