Петр Степанович привлек к себе Анатолия Семячкина, который стоял рядом, надвинув на глаза рваный отцовский картуз с лакированным козырьком, и по-мальчишески восторженно прислушивался к разговорам старших...

– Вот кто у нас герой! Он возглавил ребятишек с Эллинга собирать гильзы.

– Придется отметить работу сборщиков, наградить каждого новой рубашкой. Анатолию выдадим отрез на костюм! Как, товарищи?

– Ребята стоящие, - сказал Петр Степанович и, вытащив из ящика штамп, начал объяснять, как обновляют старые гильзы после обжига.
– У нас к вам просьба, Сергей Миронович: оставьте первую партию патронов для заводского отряда, для наших пулеметов.

– Только давайте договоримся об условиях... Чтобы ни одна пуля не пролетела мимо врага!..

За всех ответил Анатолий:

– Пусть только они, гады, сунутся!
– И он потряс сжатым кулаком.

Все рассмеялись.

– Правильно, Толя. Отобьем охоту восставать против Советской власти!
– Петр Степанович обнял мальчика.

В сопровождении Анатолия Киров с завода направился в город. Время уже было позднее, смеркалось. Дула моряна. Шел мокрый снег.

Подняв худенькие плечи, спрятав под мышками руки, весь пронизываемый холодным морским ветром, Анатолий торопливо, сбиваясь, рассказывал Кирову о том, как еще недавно он с родителями жил на рыбных промыслах, в шалашах и землянках, как зимой переселялись в город, ютились в ночлежных домах... Отец умер от пьянства, мать сошла с ума. Он остался сиротой, ночевал под мостами, пока его не приютил у себя Петр Степанович.

"Надо его одеть, обуть, устроить в школу. Парень-то славный, - думал Киров, слушая Анатолия.
– Что бы ему подошло из моих вещей? Сапоги могут подойти - обернет ногу портянкой и будут в самый раз... Гимнастерку можно укоротить... У Георга хорошо бы взять шлем... Все равно не носит, а парню в нем будет тепло... Теперь задача: достать ему пальтишко. Может быть, что-нибудь подходящее найдется на складах?"

– Тебе, Толя, надо учиться. Сколько ты классов кончил?

– Две зимы ходил в школу.

– Этого мало. Надо учиться дальше. Вырастешь, будешь большим - тогда поздно будет наверстывать упущенное.

– А где жить? Как кормиться?

– Устроим тебя в приют. Будешь там жить и учиться.

– Нет, в приют я не пойду, - с каким-то ожесточением проговорил Анатолий.
– Там холодно, клопы, кормят баландой. Я пока поживу у Афонина. Старик хороший. И старуха ничего, только поворчать любит... ну, как все старухи!..

– А мы можем навести порядок в приюте. Это в наших силах.
– Киров искоса посмотрел на Толю и вздохнул.
– А вообще-то жить в приюте несладко. Сам три года жил, знаю приютские порядки.

– Вы жили в приюте?
– Анатолий недоверчиво посмотрел на Кирова.
– Вы это нарочно?.. Подбодрить меня?..

– Нет, зачем же!.. Это правда, Толя... У нас с тобой приблизительно схожие биографии. Я тоже не помню отца: он умер рано, где-то на заработках в Вятке. Плохо помню и мать: она надорвалась на непосильной работе и тоже рано умерла... Но у меня, Толя, была хорошая бабушка. Благодаря ее стараниям я попал в приют, или, как его раньше называли, дом призрения маленьких сирот, учился в приходской школе. Ее же заботами и хлопотами уржумские благодетели отправили меня потом учиться в промышленное училище в Казани. Но бабушка тоже давно умерла. Остались теперь у меня две сестрички...

Киров попытался представить сестер Анну и Лизу взрослыми - с ними он не виделся больше десяти лет - и не мог: они ему все казались такими же, как и в детстве, с короткими косичками, в коротких платьицах, босые...

– А вы, товарищ Киров, откуда родом? Здешний или приезжий?..

– Выходит, что приезжий, Толя... Родился я на севере, далеко от Астрахани, в тихом и сонном купеческом городке Уржуме. Ты, пожалуй, и не слыхал про такой город?..

– Уржум?
– произнес Анатолий.
– Смешное название!

– По-марийски - есть такая народность марийцы - это означает: "увидел белку".

В двенадцатом часу ночи, после заседания ревкома, Киров вместе с Чугуновым пошел в кремль.

На улице было холодно, крепчала моряна, накрапывал дождь.

– Стоило бы совсем перебраться в кремль, - сказал Чугунов.
– Так оно было бы спокойнее.

– И в городе ничего не случится, - ответил Киров.

– Плохо ты знаешь Астрахань, Сергей Мироныч. Ой, плохо! И пролилось же здесь кровушки!
– Чугунов взял Кирова под руку.
– В прошлом году, в январе, тоже думали, ничего не случится. А случилось!.. Спасибо дедушке-кремлю. Выручил. Целых две недели защищались за его стенами. Их ведь никакими пушками не возьмешь. Сложены в двадцать кирпичей. Вот как строили!

– Да, хорошо строили, - согласился Киров, ощупью продвигаясь вперед.
– А вот то, что на улице такая темень, не делает тебе чести.

– А я специально потушил фонари. В темноте не сразу и поймешь, какие части стягиваем в кремль. Пусть бесится вражья агентура!

– Ты думаешь, они не знают, какие части в гарнизоне? Недооцениваешь врагов!

Чугунов подумал, сказал:

– Выходит, что перестарался!
– И чистосердечно признался: - Я даже дал команду - чтобы шли тихо, без всяких там разговорчиков и папиросок. На цыпочках у меня, одним словом...