Шрифт:
Совсем не ожидая от себя такой реакции, Мирослава улыбнулась. Но вовсе не потому, что вдруг воспылала к собеседнице уважением или симпатией. Просто слово "мужчина" в отношении Марека на контрасте с её напряжённым состоянием прозвучало ужасно нелепо. Немного ругая себя за улыбку на лице, возникшую вопреки её желанию, Мирослава согласилась исполнить просьбу собеседницы. Она подошла к шезлонгу и села на его край. Увидев это, Элина чуть подвинулась к девочке, после чего крепко её обняла. Мирослава совсем не ожидала такого откровенного жеста, но сопротивляться не стала, и теперь просто ждала развязки.
– Это я виновата!
– произнесла негромко Элина, будто бы разговаривая сама с собой.
– Мне надо было ещё вчера тебе сказать, что я работаю... то есть, работала медсестрой в муниципальной больнице. Знаешь, у нас не принято расшаркиваться перед пациентами в любезностях, когда дело касается процедур, уколов, перевязок, и того, о чём мне говорить совсем не хочется. Иной раз проще рявкнуть, чем в сотый раз объяснять, что всё это делается для их же блага... Ты слушаешь меня?
Мирослава повернула голову к собеседнице и посмотрела на неё с неподдельным интересом. Девочка не могла поверить, что перед ней вовсе не светская львица - звезда вечеринок, дочь богатых родителей, прожигающая свою жизнь и их деньги на различных приватных пати, а самая обычная медсестра. Виной тому яркая внешность Элины и манеры, которые Мирослава ошибочно приняла за признаки принадлежности к "высшей касте". Резкость в суждениях и явная бесцеремонность, которую Элина имела возможность продемонстрировать вчера, не позволяли усомниться в том, что так она разговаривает со всеми, кому не повезло в выборе родителей. И теперь дворец из чистого хрусталя, в центр которого Мирослава поместила свою собеседницу, буквально рассыпался на глазах - сидящая рядом девушка с сильными руками - обычная медсестра, повидавшая многое из того, что обычного человека могло повергнуть в ужас, и оттого ставшая грубой и невосприимчивой к чужой боли. Отсюда и резкость.
– Прости, я не знала...
– со смущением в голосе произнесла девочка.
Элина взглянула на собеседницу с удивлением, и спросила:
– Ты за что извиняешься?
Пожав плечами, Мирослава ответила:
– Просто я вчера подумала, что ты...
– Надменная сучка!
– продолжила за девочку Элина.
Мирослава смущённо пробормотала:
– Я так никогда не говорю... и даже не думаю...
– Прости, случайно вырвалось!
– с извиняющейся интонацией произнесла девушка.
Понимая, что её последний пассаж прозвучал излишне резко, Элина решила сменить тактику, чтобы попытаться вернуть расположение девочки-подростка:
– Но всё же! Шикарные авто, пляжи, рестораны, вечеринки, модные бутики... ты ведь это хотела сказать?
Мирослава кивнула.
Поставив в свою "виртуальную зачётку" небольшой плюсик за удачно подобранные слова, Элина улыбнулась. Затем, тоном, будто сообщает нечто секретное, негромко добавила:
– Одно другому не мешает.
– Не понимаю...
– растерянно произнесла девочка.
Выдержав недолгую паузу, Элина ответила:
– Работа в больнице - это лишь часть моей жизни - не самая приятная, но необходимая. А всё, что ты напридумывала обо мне в своей кудрявой голове... Тоже правда, но это уже другая жизнь - яркая и захватывающая дух. Так понятно?
Теперь Мирослава смотрела на собеседницу с едва скрываемым восхищением. Это новое чувство оказалось настолько неожиданным для девочки, что она непроизвольно обняла Элину, и прижалась к ней ещё крепче. Такой подруги у неё никогда не было - взрослой, опытной и... загадочной. А самое главное - разговаривающей с ней как с равной, несмотря на очевидную разницу в возрасте. Это подкупало и обязывало на ответное чувство, которому Мирослава уже не могла противиться.
"По пятибалльной шкале - полноценная пятёрка с плюсом!" - подумала про себя Элина, а вслух произнесла:
– Надеюсь, теперь мы с тобой подруги?
– Мне бы этого хотелось...
– произнесла Мирослава неуверенно.
– Значит, так оно и есть!
– подытожила девушка.
* * *
Прощание всегда происходило одинаково, став неким ритуалом. Андраш медленно провёл рукой по надписи, выгравированной на гладкой гранитной поверхности, ощущая каждую букву - гладкий камень, небольшое шершавое углубление, затем переход обратно на полированную поверхность, вновь углубление и опять гладкий камень.
"Чарди Андрашнэ, в девичестве Феньеш Анна, покойся с миром..."
Поправив в каменной вазе пышный букет из луговых цветов, сорванных в паре километров от кладбища, мужчина выпрямился и неторопливой походкой направился к распахнутым настежь большим железным воротам, за которыми его ожидал автомобиль с проблесковыми маячками на крыше.
Подойдя к машине, он оглянулся, пытаясь найти глазами то место, где только что был, но его скрыл сильно разросшийся куст какого-то декоративного растения с большими сиреневыми цветами. В голове мужчины промелькнула мысль, что он никогда не видел, как цветёт этот кустарник. А возможно, просто не обращал на него внимания, каждый раз проходя мимо и думая о своём.
Взглянув на часы, мужчина прикинул, что до конца обеденного перерыва ещё успеет перекусить в расположенной неподалёку придорожной кафешке, где его накормят не только быстро, но и вкусно. Тётушка Маргит - пожилая хозяйка этого заведения знала Андраша ещё с тех пор, когда он носил сержантские нашивки, и даже какое-то время пыталась кормить его за половинную стоимость, считая болезненно худым. Конечно же, в сравнении с собой - женщиной весьма упитанной.
"Настоящий страж правопорядка, - назидательным тоном говорила она, - должен внушать к себе уважение, а не жалость!"