Я вяло кивнула, хотя, честно признаться, хотелось разрыдаться в голос.

— Хорошо… — тихо произнесла. — Я… доверяю тебе.

Услышав это, мужчина улыбнулся и вздохнул, а затем снова обнял, крепко-крепко.

— Какая же ты еще маленькая, — пробормотал он мне в макушку.

— Я не маленькая, — тихо возмутилась, но из объятий не вырвалась. Мне слишком было в них хорошо.

— Маленькая, — упрямо твердил Борис. — Ты еще толком не умеешь держать эмоции под контролем, а в мире больших денег это очень важная способность. Ты всегда должна оставаться хозяйкой положения, понятно? Холодной, расчетливой, непоколебимой. Внутри у тебя пускай рушится целый айсберг, но на твоем лице не должен дрогнуть ни один мускул. Со мной ты можешь позволять себе истерики, но при другом окружении ни за что. Это статус, милая. Как ты себя покажешь, так к тебе и будут относиться.

Я это знала. Отец мне это говорил постоянно, когда таскал за собой на всякие мероприятия, и я постоянно поражалась высокомерию, лицемерию и притворству людей. Держать лицо, быть «царем зверей», не подпускать к себе никого ближе, чем на длину руки…

— Я поняла… — ответила, на мгновение прикрывая глаза и наслаждаясь запахом тела этого прекрасного мужчины.

Борис обещал заботиться обо мне, беречь и я всецело доверяю ему жизнь и… саму себя.

Подняв голову вверх, я встретилась с горящим мужским взглядом и почувствовала, как сердце ускоряет свой бег.

— Поцелуй меня, — попросила решительно и по моей коже побежали мурашки. — Поцелуй, пожалуйста…

Мне это было нужно. Этот человек — мой якорь, мой мир и даст бог, так будет всегда. Именно Борис будет мотивировать меня бороться и побеждать, чувствовать себя нужной и любимой.

Кравцов осторожно погладил меня по щеке, но целовать, почему-то не спешил.

— Мы слишком спешим, Вика, не надо этого делать.

Честно говоря, я немного опешила от его слов, потому, что буквально несколько часов назад ему ничего не мешало засовывать мне под платье руки, а сейчас он утверждал, что мы спешим, поэтому целовать меня не будет. Я даже растерялась на мгновение, не зная, что тут и сказать.

— Эм, — я высвободилась из его уже ненавязчивых объятий, снова чувствуя холод и грусть, будто этот мужчина действительно был для меня небольшим уютным мирком. — Я, наверное, пойду спать, — пробормотала и, не глядя на Бориса, поплелась к себе.

Войдя в комнату, я залезла под одеяло и прижала к себе вторую подушку, чувствуя обиду.

Я же не просила его спать со мной, в самом деле! Я просила поцеловать!.. Кравцов что, боится, что у него снова сорвет крышу, и он сделает мне больно? Но что если я хочу, чтобы он сорвался? Что если я хочу почувствовать на себе тяжесть его тела? Зачем медлить? Он не уверен в своих чувствах ко мне или на девственниц у него табу? Но что мне делать, если прямо сейчас я хочу чувствовать его рядом с собой? Просто чувствовать!..

Подобными мыслями я терзала себя минут тридцать, прекрасно понимая, что это рассуждения маленькой девочки, а не взрослой женщины, но поделать с собой ничего не могла.

В конце концов, я поднялась и вышла из своей комнаты в коридор. Не отдавая отчета своим действиям, я подкралась на цыпочках к приоткрытой двери Бориса и тихонько пошла в комнату. Едва различая очертания предметов, я двинулась к кровати и уверенно шмыгнула под одеяло, а затем придвинулась к горячему мужскому телу и устроилась под его бочком, чувствуя себя, наконец, хорошо.

Я знала, что Борис не спал в этот момент, это легко было понять по его дыханию, но говорить он ничего не стал. Мужчина просто лежал, закинув одну руку за голову, и молчал, а я уже начинала ругать себя за то, что пришла к нему, потому что это, скорее всего, выглядело жалко и подобным его явно не удивишь. Но вот прошло мгновение, и тяжелая рука легла мне на талию, плотнее прижимая к себе.

Я почувствовала громадное облегчение в этот момент, правда. Если Кравцов настаивает на том, чтобы мы не спешили, я не стану спорить, просто… мы не должны быть порознь.

В какой-то момент он просто подсадил меня на себя, будто на какой-то наркотик и теперь я просто не сумею долго протянуть без него.

Вика лежала в постели Бориса, прижавшись к нему всем телом, а мужчина замер, и некоторое время просто не мог пошевелиться.

Вот же она — бери и делай что хочешь, но Кравцов не стал. Он просто молча обнял ее и уснул, в глубине души радуясь, что она сама проявила инициативу и пришла к нему.

Временами, пытаясь позабыть Оксану, Борис трахал все, что двигалось, любая женщина была у его ног, и он жестко брал их, потому, что на ласки был не способен. Мужчина не хотел, чтобы так же было с Викой. Он боялся навредить ей, сделать больно, потому, что она была единственным человеком на свете, ради которого стоило сохранять здравый рассудок.

Проснувшись рано утром, Кравцов долго смотрел на спящую девушку, которая сжалась под его боком в комочек и больше напоминала милого котенка. Он мог бы дождаться ее пробуждения, поцеловать ее, но не стал — поднялся, вышел из комнаты и двинулся в сторону спортзала, потому что бугор в трусах мешал ему трезво думать.

Впервые за долгое время мне приснились родители. Сон был таким реальным, что когда я открыла глаза, то не сразу восприняла суровую реальность — их больше не было в моей жизни, и никогда не будет.