Особенно после разговоров один на один, которые я провёл с Паханом. Он знает о проблемах, с которыми мы столкнулись, с грузом Хуана, и о произошедшем нападении, вероятно, информацию он получил от Владимира. Поскольку я не приблизился к разрешению этого вопроса или к передаче головы преступника Хуану, в качестве предложения мира, Пахан берет дело в свои руки и будет разговаривать с Хуаном как лидер с лидером.

Мне не нравится эта идея. На самом деле, мне это очень не нравится, что я подумывал о том, чтобы вовлечь Адриана в этот вопрос, но вскоре передумал. Я не только дам ему стимул действовать против меня, но и могу потерять то единственное, что придаёт мне силы на моем пути к трону.

И однажды я доберусь туда.

Как только Сергей уйдёт, я стану следующим Паханом. В этом нет никаких сомнений. Мне просто нужно придумать способ сделать это, не жертвуя личностью Саши, учитывая, что Рай теперь знает об этом.

Я умываюсь в ванной, и как только я закончу, будет определён мой непосредственный план действий. Я отправляю Виктору сообщение с инструкциями о том, что делать, пока иду на собрание Братвы.

После того, как я получаю его подтверждение, я захожу в гардеробную и надеваю костюм. Я как раз застёгиваю манжеты, когда до моего уха доносится тихий стон.

Я направляюсь к кровати и останавливаюсь при виде открывшегося передо мной зрелища. Лицо Саши хмурится, на верхней губе и лбу выступают капельки пота. Её тонкие черты лица погружены в симфонию боли, когда она бьётся в конвульсиях. Её ноги отбрасывают одеяло, а ногти царапают простыни. Рубашка, которую она надела после нашего душа, моя рубашка, мнётся и задирается вверх по её бёдрам.

Она шепчет разборчивые слова по-русски, поэтому я молча придвигаюсь ближе. Я не сентиментальный человек, но видеть, как Саше больно, ничем не отличается от того, чтобы быть застреленным. Я был там, и это чертовски больно.

Оказавшись рядом, я решаю не будить её.

Учитывая, насколько она закрыта о своей жизни, это вполне может быть единственным способом узнать больше. Поэтому я присаживаюсь на корточки рядом с её головой и внимательно слушаю.

— Мама... пожалуйста... Папа... нет... это не так… Мишка… Я не... не могу… Бабушка, пожалуйста... Нет... нет... Я не хочу умирать... Нет... Мама! Антон… Антон... я.… скучаю... по тебе… пожалуйста, вернись...

Сама того не осознавая, моя рука уже сжалась в кулак, и я должен разжать его, прежде чем сделаю что-то, о чём потом пожалею.

Кто, черт возьми, такой Антон, и почему она скучает по нему?

У неё есть родители, бабушка и Мишка, который, как я предполагаю, является её братом, учитывая, что она ласково назвала его маленьким медвежонком.

И этот грёбаный Антон.

Был ли он тем, кто был рядом с ней в тот день? Любовник, из-за которого она выстрелила в телефон, чтобы я не смог его найти?

Все улики указывают в этом направлении.

У меня до сих пор нет фамилии, но для начала достаточно имени. Если мне придётся обыскивать планету в поисках всех, кого зовут Антон, то так тому и быть, черт возьми.

Её слова становятся не понятными, уже даже не слова, а скорее крики боли и страдания.

Я хватаю её за горло и сжимаю, но недостаточно сильно, чтобы перекрыть ей доступ воздуха. Тело Саши дёргается, и она открывает глаза.

Вначале они скорее карие, чем зелёные, расфокусированные и без искры. Но бурная энергия вскоре превращается в панику, когда она принимает сидячее положение. Я ослабляю свою руку достаточно, чтобы позволить ей, но я не отпускаю её.

— Что... что происходит? На нас напали...?

— Нет. Дыши, — я сжимаю её ещё немного, и только тогда она расслабляется.

Поэтому я позволил своей руке упасть с её шеи, потому что я просто размышлял о том, чтобы погладить её по щеке, как какой-то любящий мудак, которым я абсолютно не являюсь.

— Тебе приснился кошмар, — объявляю я очевидное. — О чём он был?

Она впивается зубами в распухшую нижнюю губу, и я следую глазами за этим движением, представляя там свои собственные зубы, как я пожирал её прошлой ночью или, точнее, рано утром.

Саша медленно отпускает губу и прочищает горло.

— Я не помню. Просто что-то рандомное, я думаю.

Лгунья.

Что-то рандомное, не включающее её семью или этого определённого Антона.

Но если я буду давить на неё по этому поводу, она только начнёт защищаться. Будет лучше, если она подумает, что я сейчас ничего не слышал.

— Я.. что-то сказала? — она оценивающе смотрит мне в глаза, её взгляд осторожный, испуганный и настороженный.

Настанет день, когда она выложит мне все о своей жизни. Я позабочусь об этом.